Звонить по телефону, давно выученному наизусть, он не стал: он уже пытался объясниться с новым хозяином Наташиной квартиры. Теперь он будет действовать по-другому: найдет ее дом, поднимется к ней, увидит этого человека и постарается убедить его, что ему необходимо ее разыскать, может быть, даже поговорит с соседями — ведь не могла же она исчезнуть бесследно!

Вот он, этот дом. Филипп поднял глаза, пытаясь угадать, какое из множества окон могло принадлежать Наташе, — большой старый дом равнодушно смотрел на него. С бьющимся сердцем Филипп вошел в подъезд, отряхнул зонт, с которого стекала вода, и пешком пошел вверх по лестнице в поисках тридцать девятой квартиры.

— Вам кого?

Филипп сразу узнал голос, отвечавший ему по телефону: он принадлежал крупному человеку лет сорока, в майке и в заляпанных краской синих трикотажных штанах.

— Здравствуйте, — сказал Филипп.

— Здравствуйте, — ответил человек в майке.

— Меня зовут Филипп Левек, а вы, если не ошибаюсь, Виктор? Я звонил вам из Парижа…

— Я так и понял. Ну Виктор я, только, по-моему, я вам этого не говорил. И что из этого?

— Мне надо с вами поговорить. Разрешите войти?

— Заходите, раз пришли. Только у меня тут ремонт — как бы вам не измазаться…

Перед тем как закрыть дверь, Виктор оглядел площадку — на лестнице было пусто. Он бы, конечно, ни за что не стал приглашать француза в квартиру, а выпроводил бы его сразу, да так, чтобы ему больше уже не захотелось сюда приходить, но рядом соседи, все слышно, а это надо сделать тихо, чтобы ни гу-гу. Да к тому же не мешает выяснить, что это за француз такой, откуда он взялся и чего хочет, и постараться сделать так, чтобы он ушел и больше никогда не возвращался.

— Ваше имя назвал человек, который здесь работал, — Филипп старался не замечать враждебного тона собеседника.

— А-а, Михалыч, значит. Он мне говорил, что меня из Парижа ищут…

— Я искал не вас. Я искал женщину, которая раньше жила в этой квартире. Ее зовут Наташа.

— Да вы мне это уже говорили! А я вам ответил, что никакую Наташу я не знаю.

— Выслушайте меня. Мне совершенно необходимо ее разыскать. Я готов заплатить, если нужно…

— Да чего мне платить! — перебил Виктор. — Я и сам неплохо зарабатываю. Говорю же, никакой женщины я не знаю.

— Может быть, вы знаете ее мать или сына?

— Никого я не знаю! Квартиру эту я купил не у жильцов, а через агентство. И даже не я сам, а мой брат, — на ходу сочинял Виктор. — А брата моего сейчас нет, он уехал. Так что помочь я вам ничем не могу.

— А позвонить ему можно?

— И позвонить нельзя. Он поехал по делам, и я не знаю, где он сейчас.

Филипп помолчал. Действительно ли этот человек ничего не знает или просто не хочет говорить? Но почему? Какое ему может быть дело до того, найдет он Наташу или нет?

— Очень жаль. Что ж, попробую поговорить с соседями — может быть, они что-нибудь знают?

— Поговорите, дело хозяйское, — равнодушно бросил Виктор, хотя это вовсе не входило в его планы.

Никто из соседей, правда, ничего знать не мог: Наташа все сделала тихо, так чтобы никто ни о чем раньше времени не догадался, — боялась, что будут разыскивать Сережу. Правда, к Людмиле Ивановне, старухе из сороковой квартиры, это не относилось, она всю жизнь прожила в доме и дружила с Наташиной матерью. Но и она Наташиного адреса не знает. Пока не знает. В тот день, когда они переезжали, Людмилы Ивановны, слава Богу, дома не было, она уезжала к сестре на дачный участок, и Наташа переживала, что не попрощалась с ней. А так, кто знает, может, и оставила бы адрес. Но так как его, Виктора, она все же просила никому ничего не говорить, а сам он в этих тонкостях — кому можно знать, а кому нельзя — разбираться не обязан, то и хорошо: ему сказали молчать, он и будет молчать. Конечно, рано или поздно старуха из сороковой адрес все равно узнает. "Но это ничего, — сказал себе Виктор. — Если поздно, то ничего". Телефона у них, слава Богу, нет, и с установкой его он, конечно, торопиться не станет. А там, глядишь, она перестанет кочевряжиться и выйдет за него. Значит, главное, чтобы француз этот не нашел ее сейчас.

— Что же она вам сама не сказала, что продает квартиру? — спросил Виктор.

Филипп внимательно посмотрел на него:

— Это длинная история.

— Ничего, что длинная: я послушаю.

Филипп снова посмотрел, что-то пробормотал по-французски, и сказал:

— Как-нибудь в другой раз. До свидания.

— До свидания, — Виктор открыл дверь, выпустил Филиппа и припал к глазку. Филипп звонил в квартиру Людмилы Ивановны. "Настырный, гад!" — подумал Виктор и пнул стоявшую рядом банку из-под импортной краски.

Когда раздался звонок, Людмила Ивановна была дома и, сидя перед телевизором за большим круглым столом, пила чай. Увидев незнакомого мужчину, спросила через дверь:

— Вы к кому?

Мужчина вежливо ответил:

— Откройте, пожалуйста. Я знакомый Наташи Лиевиной.

"Иностранец, что ли, какой", — подумала Людмила Ивановна, расслышав акцент, но дверь открыла. Филипп вошел, еще раз поздоровался и извинился, что беспокоит ее в выходной день.

— Да у меня теперь все дни выходные, — сказала, смеясь, Людмила Ивановна, — двенадцатый год на пенсии. Так вы Наташин знакомый?

— Да. Позвольте мне представиться: меня зовут Филипп Левек.

— Иностранец, что ли? Я сразу поняла.

— Да, — ответил Филипп, — я француз.

— Ну, ничего, что француз, — пошутила она. — А я — Людмила Ивановна. Вы проходите, чего стоять-то? И плащ снимите, вот вешалка. Дождь-то какой!

Филипп разделся.

— Садитесь. Может, чаю выпьете?

— С удовольствием, спасибо, — сказал Филипп.

— Только у меня нет ничего, к чаю-то. Вот варенье, сестра варила, прошлогоднее.

Она достала из серванта большую парадную чашку "с золотом", которую доставала только для особо почетных гостей, и пошла на кухню заварить свежий чай, потому что постеснялась налить ему тот, который пила сама. Филипп сел за стол и оглядел комнату — его поразила крайняя бедность обстановки.

— Вот, — сказала Людмила Ивановна, входя в комнату и держа в одной руке заварочный, расписанный красными цветами, а в другой — большой алюминиевый чайник с деревянной ручкой, — чай будем пить.

— Людмила Ивановна, — начал Филипп, — если я правильно понял, вы знаете Наташу?

— Да как же не знать! Я в этом доме с сорокового года — еще деда ее застала! Конечно, знаю! Я как услышала, что они съезжают, так всю ночь не спала: привыкла. Сколько лет вместе прожили!

— Почему они уехали?