Через сутки мы уже рвем стопом к самому огромному солончаку в мире. Автостоп в Боливии достаточно хороший: машин мало, поэтому останавливаются все. Кроме того, так ты доберешься гарантированно быстрее автобуса, который высаживает пассажиров у каждого столба. Мы несемся через горную пустыню, которая так сильно напоминает Монголию, что в голове всплывают нелепые остатки монгольского языка: “Би бууз хүч баина!” – “Я так хочу пельменей!”

В кузове пикапа очень холодно, на ходу мы профессионально впрыгиваем в теплую одежду. Всю дорогу едем мимо шахт. Водила то и дело подбирает новых попутчиков.

В Уюни, городок на краю соленой пустыни, мы въезжаем с отрядом местной детворы. Когда машина останавливается, ребятня бежит расплачиваться за проезд. Мы понимаем, что если сейчас дадим денег водителю, ночевать придется под звездами. Оля пытается объяснить ему, что мы очень бедные грингос, но ничего не выходит. Тогда я протягиваю мужику сто белорусских рублей, из тех, что вожу в кошельке на сувениры:

– Это белорусские доллары! – уверенно говорю я.

– Ого! Никогда таких не видел, – водила крутит купюру в руках. – А сколько это?

– Ну-у, – делаю вид, будто прикидываю в уме. – Как пятнадцать американских, примерно.

– Ладно. Пойдет.

Мы расстаемся с водилой и бодро топаем в город. Выясняется, что Уюни состоит всего из трех улиц и делать в нем откровенно нечего. Мы селимся в отеле-стройке за четыре бакса ночь. В заведении нет душа, зато есть стол, так что я сажусь и заканчиваю перуанский текст. В перерывах между изложением той или иной мысли я бегаю на угол дома за новым бургером – как ни странно, здесь это самая популярная и дешевая уличная еда.

Кажется, я знаю все про самые дешевые отели мира. За время путешествия мне удалось пожить во многих откровенных дырах.

Первое, что ты должен сделать на ресепшне отеля, который тебе посоветовал торговец компакт-дисками на углу, так это сказать: “Эй, мне нужна самая дешевая комната!” Когда хозяин назовет цену, ты должен добавить: “Комната с одной кроватью, без телевизора и с туалетом снаружи”. Цена скорее всего упадет.

Второе правило заселения в дыру – обязательно лично осмотри комнату. Проверь белье на свежесть. Загляни под кровать на предмет еще не остывших гондонов или голодных тараканов. Найди розетку и проверь ее функциональность. Окно должно закрываться, иначе ночью ты подохнешь от москитов. Хорошенько принюхайся! Если чувствуешь посторонние запахи, возможно, это мышь сдохла в твоей подушке. Не стесняйся, спроси хозяина про wi-fi. Его, конечно же, нет, и это даст тебе шанс еще чуток сбить цену. И когда ты уже полностью готов заселиться в эту убогую конуру, попроси дать тебе мыло и туалетную бумагу – в толчке ничего подобного ты, конечно же, не найдешь. Про полотенце забудь. Если оно лежит на кровати, значит, это не дыра.

Весь следующий день мы с Олей бредем по пустыне. Соль хрустит под ногами, будто снег. Глаза устают от пелены. Мимо нас часто проезжают джипы, набитые туристами. Где-то вдалеке маячат отели из солевых кирпичей. Мы наворачиваем километров двадцать и к закату, обессилевшие, выходим на дорогу. Нас подбирает тягач, груженный мешками с солью.

Мне сложно описать свое отношение к боливийцам, но я остро чувствую разницу в нашей сути. Они люди пустыни, люди гор, и в их легкой походке по бескрайним холмам угадывается вековая естественность. Они будто киты – занимают собой много места и уверенно, в собственном стройном ритме, работают хвостами. Они не боятся нападения из засады, в пустыне некому и негде прятаться. Здесь незачем строить заборы – бери столько земли, сколько тебе нужно. А я хожу по пустыне и не могу присесть отдохнуть, пока не замечу спасительную кучу мусора, оставленную туристами, – хотя бы какое-то “возле”.

Следующей ночью мы прыгаем на поезд, который отвозит нас к аргентинской границе. На погрузке багажа знакомимся с парой пожилых канадцев, которые на великах приехали сюда из Куско. Им обоим за пятьдесят, и они гоняют на своих четырех колесах по горам инков. Эти двое на секунду вселяют в меня надежду, потому что я, честно говоря, побаиваюсь, что к их возрасту мне станет скучновато. Старики обрушиваются на нас штормом рассказов о своей дороге через горные перевалы. Меня так сражает их искренний огонь, что я со своим багажом даже не знаю, что рассказать.

Рано утром мы прикатываем в приграничный город и селимся вместе со стариками в хостел. Мне нужно срочно выслать материалы в редакцию, но оказывается, что в городе забастовка – мэр за четыре года так и не провел сюда достойной питьевой воды, поэтому магазины, телефоны и интернет не работают. Ко всему прочему выясняется, что в городке нет аргентинского посольства, и мы, долго не раздумывая, стартуем в соседний населенный пункт – Тариху, что лежит примерно в двухстах километрах к востоку.

На следующие пять дней мы намертво увязнем в посольской бюрократии. Мне придется в очередной раз рисовать в фотошопе тонну нелепых документов, чтобы доказать собственную пригодность. Я уже так набил руку на фейковых выписках из банков, несуществующих билетах на самолеты и липовых бронях отелей, что могу открыть собственное визовое агентство.

Однако неожиданно следует и положительная реакция на наше долгое пребывание в славном городе Тариха – Оля, спустя полгода ожидания, получает пейчек за последний месяц работы в нью-йоркской кофейне. Из-за ошибки менеджера чеку пришлось совершить кругосветное путешествие из NY в Беларусь, затем в Москву и только потом на нашу пластиковую карточку. Внезапно на нас сваливаются четыреста баксов, получить которые мы уже давным-давно отчаялись.

Паек приходит в очень удобный момент – из-за дефолта в Аргентине песо обесценивается в два раза, поэтому на черном рынке кэш можно обменять по супервыгодному курсу. Так наши четыреста баксов превращаются в восемьсот в песовом эквиваленте.

Поздно ночью пересекаем аргентинскую границу. В густой темноте шлепаем по пустынной трассе к пункту паспортного контроля, который вот-вот должен появиться за поворотом. Дует прохладный цветочный бриз. Говорить не хочется.

На пограничном пункте наше появление производит немало шума. Здесь никто не знает о существовании Республики Беларусь, так что паспорта наши несут на дополнительную экспертизу и, похоже, даже будят посла в Тарихе для подтверждения подлинности нашей визы. Мы уже настолько привыкли к подобным историям, что у нас не возникает и тени беспокойства.

Спустя полгода жизни в диких условиях мы возвращаемся в цивилизацию. Зверь внутри меня грустит, человек наконец вдыхает полной грудью. Последние шесть месяцев были хорошей школой знакомства с внутренними инстинктами. Я научился слышать живое вокруг и слушать жизнь в себе. Собака внутри меня открыла глаза, ей больше не нужны законы, писаные словом. Она слышит зов природы – собственное время. Собака слышит вожаков и матерей, больных и цветущих, сытых и голодных. Она буквально видит, как поток жизни течет из каждого, чувствует его силу и характер.