Техномаг, подхватив под локоть Густавсона, который всё это время усиленно протирал очки лоскутком замши, смылся вместе с ним на веранду. Там они расселись в плетёные кресла, время от времени искоса поглядывая через окно на Олега, занятого чтением послания.

Начало письма было вполне обычным. Купец детально расписывал работу их экспериментального двигателя на разных скоростях, высотах и режимах. Ощущалась военная закалка. Всё написано по делу, коротко и с хронометражем. Чувствовалось, что когда-то Киякин точно так же записывал в вахтенный журнал сведения о боевых действиях, проведённых его экипажем. Хотя, скорее всего первая страница и была переписана с их нынешнего бортового журнала.

Эмоции купца выплеснулись на вторую страницу письма.

Прихватив почти попутный выгодный фрахт, Киякин со своими сорвиголовами во время очередного рейса отклонился от первоначального маршрута. Дополнительные метеоданные он не запросил, предположив, что отклонение на двести километров в сторону ничего в погодных условиях не изменит. И нарвался.

Холодный фронт северного встречного ветра хлестнул по дирижаблю неожиданно. Пока экипаж занимался восстановлением температуры в воздушных баллонетах, которые, как и гелиевые, есть в любом грузовом дирижабле, началась новая напасть – обледенение. Точка невозврата к тому времени оказалась пройдена, и командой было принято решение прорываться к месту назначения. Не успеют они развернуться и выскочить из холодного фронта, который уже утянуло неизвестно в какие дали.

До городка, куда нужно было доставить груз, добрались, что называется «на брюхе». Несмотря на полностью сброшенный балласт и слитый под ноль запас воды последние минуты тащились буквально в ста метрах над землёй.

А дальше купец на полстраницы начал петь дифирамбы дополнительному магическому двигателю. Если отбросить в сторону некоторые преувеличения, то выцарапались они на этот раз только благодаря тому, что магический двигатель «озверел». По крайней мере так определил Киякин его поведение. Как опытный летун, он сразу прикинул, сколько времени они будут пробиваться через встречный ветер, идя на полном ходу. Но не угадал. Вместо трёх с лишним расчётных часов, добрались меньше, чем за два. Даже уже зацепившись за причальную мачту и разгрузившись, двигатель оставили работать на самой малой тяге. Со слов капитана, сопельная его часть в полёте раскалилась докрасна, поэтому остужать своего спасителя решили плавно.

Проверка, произведённая на следующий день показала, что от перегрева двигатель не пострадал.

Дочитывать письмо до конца Олег не стал, пробежав оставшийся текст по диагонали. Там Киякин рассыпался в благодарностях, зазывал в гости и грозился крепко отдариться.

Олег вышел на веранду. Курильщики переглянулись, и задымили ещё сильнее, словно хотели затеряться в клубах дыма.

– Объяснение есть? – махнул боярин перед собой только что прочитанным письмом, попутно отгоняя дым от своего лица.

– Пока что одни только версии. Раньше ничего подобного не происходило, – осторожно отозвался Густавсон.

– Давление, давление и скорость потока, что собственно в нашем случае одно и то же, – экспрессивно вмешался Усольцев, нетерпеливо ёрзая в кресле.

– Угу. А теперь объясните понятнее. Так сказать, для курсантов первого года обучения, – Олег пододвинул к себе свободное кресло, вытащив его из зоны активного задымления.

– По сути наш двигатель – это чуть сплющенный конус с разгонными контурами и концевым соплом. Каждый такой контур, в теории, процентов на сорок-шестьдесят разгоняет входящий в него поток воздуха. Это в теории, а на практике всё на порядок сложнее. Воздух внутри контура разгоняется неравномерно. В середине скорость гораздо ниже, чем в тех слоях, которые ближе к поверхности контура. Каждый следующий контур, при его равной ширине с первым, даёт заметно меньшее ускорение, так как начинает работать время разгона. Скорость потока увеличивается и контур не успевает разогнать всю массу воздуха. Поэтому мы их делаем шире, а потом и по мощности начинаем снижать, так как упираемся в геометрические размеры сужающегося конуса. Грубо говоря, в полный период работает только четыре первых контура, вторая четвёрка работает на полупериод, а выходные и четвертинкой обходятся. Это в нашем, «катерном» варианте. У Киякина движок попроще. Шесть контуров, и жерло вполовину меньше, – выпалив все сведения, Усольцев заполошно похлопал себя по карманам, и как-то очень быстро прикурил новую сигарету, зараза…

– Та-а-ак, – это глубокомысленное замечание Олег растянул так надолго, как только смог, – Поправьте меня, если я сейчас в чём-то ошибусь. У меня получается следующая картина. Грузовой дирижабль купца Киякина мы дополнили своим экспериментальным двигателем. Этакой небольшой штучкой, можно сказать, малышом. В шесть контуров, и с жерлом в пару раз поменьше. Кстати, уточните-ка, Игорь Семёнович, «вполовину меньше» – это вы так про площадь сечения жерла сказали, или про какие-то иные размеры?

– Про площадь, конечно же, – попытался улыбнуться техномаг, но лучше бы ему это было не делать. Неожиданно официальное обращение и явный сарказм молодого боярина выбили его из колеи, и улыбка получилась некрасивой.

– Ну, хоть так… Тем не менее, продолжу. Судя по письму, потрудился наш малыш изрядно. Вытянул из потока встречного ветра дирижабль с грузом, да ещё и с многотонным довеском льда. Вот ведь какой шустрый малышонок оказался… Чистый Геркулес. А теперь подскажите-ка мне, что это я тут на чертежах наблюдаю, на задних подкрылках нашего малепусенького катерка? С полезной нагрузкой в две тонны? Не пару ли старших братьев того двигателя-малыша, который чуть ли не в одно лицо грузовой дирижабль против ветра тянул? Нет, конечно что и говорить, старшие братья у вас хороши. Просто чудо-богатыри. По мне, так любой из них наш катер одним пинком за горизонт со свистом запулит. Но тем не менее. Что… они… тут… делают? – последние слова Олег чётко разделил паузами, и постарался произнести их как можно более бесстрастным голосом. Знал бы кто, как ему сейчас хотелось орать и топать ногами, стучать кулаком по столу, но нет. Нельзя. По статусу не положено.

– Позвольте мне, – в бой вступила тяжёлая артиллерия, в лице уважаемого Густавсона Рудольфа Генриховича, – Если говорить совсем коротко, то от нас с вами ждут подвига. На это мне не просто намекнули, а сказали практически открытым текстом. Кто и как – это вам обоим знать не стоит, просто поверьте мне на слово. Из хорошего. На изготовление опытного экземпляра, который мы должны успеть показать к началу гонок, нам отпустят любые имеющиеся в наличии позиции напрямую с имперских складов. Соответствующий документ я получил, но предупреждаю сразу – всё пойдёт под мой подотчёт и выдаваться будет под мою подпись. Задача минимум – мы должны сами долететь до Новой Москвы и показать себя, как перспективный прототип дирижабля будущего. Задача максимум – надо принять участие в гонке и добраться до финиша.

– О-о, у меня невольно возникает несколько вопросов. Начнём с того, как мы будем оплачивать надвигающееся изобилие, и кстати, в чём оно может быть выражено? Не менее интересно было бы знать, кто и зачем пытается установить над нами пусть и косвенный, но контроль. Может вы и не заметили, но нам уже начали ставить задачи и диктовать условия. Пока задачи совпадают. Пока. А дальше? – все вопросы Олег разом решил не вываливать. Хотя предложение неведомого благодетеля ему живо напомнило дары данайцев. Стоит только запустить к себе в огород Троянского коня, так потом и сам не заметишь, как вся морковь в нём уже не твоя станет.