Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Продолжая жевать, Мартин перевел взгляд на мертвую руку. В голове у него зазвучали голоса: родители, заставляющие сына закончить школу бизнеса и получить диплом руководителя предприятия; сверстники, похваляющиеся произведенными их фирмами слияниями и поглощениями; даже прежний тренер по плаванию в средней школе подключился к общему хору. Все, как один, убеждали Мартина добиться успеха, стать победителем.
Он поставил банку с корнишонами обратно на полку, взял руку, поплотнее обернул ее пленкой и поспешил прочь из дома.
Дон исподтишка наблюдал, как Боб небрежно нажимает кнопку лифта. Смотрел, как тот с беспечным видом поглядывает по сторонам, будто полицейский участок для него дом родной. Следил, как Боб от нечего делать ковыряется под ногтями, наклоняется, ища что-то у себя под ногами, и чуть не до потолка подскакивает, когда рядом неожиданно распахивается дверь лифта.
В животе у Дона возникает неприятное, беспокоящее ощущение. Вот оно растет, поднимается и заполняет грудь. Это инстинкт детектива подает ему сигнал. Что-то тут не так. Парень ведет себя неестественно. Кошка почуяла мышку.
Слишком уж безразлично воспринял Боб вопрос о Ларге. Подчеркнуто без интереса. С таким же равнодушием он ждал прибытия лифта. Но Дон-то видел, как он мнется с ноги на ногу. Не терпелось поскорее смыться? Радуется, что вышел сухим из воды?
Дон попридержал собственную прыть. Уж не говорит ли в нем ревность к Бобу? Как-никак, бывший любовник Моры. Она выбрала его среди многих других для совместной жизни. Переехала к нему на квартиру. Дон этой привилегии пока не удостоился. Значит, было время, Мора по-настоящему любила Боба. Детектив вдруг понял, что совсем не знает эту женщину. Ведь она жила с человеком, совершенно на него не похожим! Чем же тогда привлек ее Дон? Может, она просто повзрослела, ее предпочтения изменились? Извлекла урок из сосуществования с таким никчемным занудой, как Боб? Захотелось иметь рядом с собой сильного, зрелого мужчину? Постоянного, честного, работящего. Да, так оно и есть! И Дон решил, что принцип «сомнения в пользу обвиняемого» действует и в отношении Моры.
Но это умозаключение не улучшило ему расположения духа. Чувство к Море негативно отразилось на тонкости его полицейского нюха. Дон напомнил себе, сколько усилий и времени вложено в это расследование, и было бы непростительно упустить результат именно теперь. Ему необходимо полностью сосредоточиться на работе. Любая мелочь должна подвергнуться тщательному изучению. Важно выявить противоречия. Нащупать взаимозависимость между, казалось бы, ничем не связанными событиями. Собрать воедино все составные части головоломки.
На какое-то мгновение его целеустремленный, цепкий полицейский мозг потерял концентрацию внимания, и перед мысленным взором детектива мелькнули роскошные груди Моры, золотистые и равномерно колышущиеся в нестойком сиянии горящих свечей. Ему захотелось съесть еще один пончик.
Боб вышел из Паркер-сентра в густо-оранжевое марево лос-анджелесского заката. Он чувствовал себя великолепно. Полным энергии. На вершине мира! Он с честью выдержал допрос в полиции и фактически обвел их вокруг пальца, вернее, руки! Черт подери, его обуяло прямо-таки сексуальное возбуждение!
Бобу не терпелось поведать Эстевану, как он ловко натянул нос копам. Профессионально, на его взгляд. Не оставил им ни единого шанса. Они не могли не поверить его легенде, логически стройной и правдивой. Раздосадованные копы хотели взять его на испуги засадили в тюремную яму, кишащую кровожадными, безжалостными уголовниками, но и те не помогли им расколоть Боба. Напротив, он завоевал уважение сокамерников, поразив их мощью своего мочеиспускания. Боб оказался слишком крепким орешком для копов, не по их коповским зубам. Он почувствовал, как от этих мыслей его пенис напрягся и уперся в штаны – чем не призыв отпраздновать победу!
Накануне Эстеван заставил Боба выучить на память номер телефона. Тот должен позвонить по нему из любого автомата, назвать свое имя, тут же повесить трубку и ждать ответного звонка в течение, как заверил его Эстеван, минут пяти, не дольше. Боб понял из объяснения, что с помощью хитроумной комбинации спутниковой связи идентификация абонентов становилась невозможной. Если полиция попытается определить, откуда осуществлен звонок, то след приведет ее совсем к другому уличному телефону-автомату. Боб зашел в первую попавшуюся телефонную будку, но позвонил не Эстевану, как того требовал долг, а Фелисии.
Банка «комета» и шершавая губка так и остались на дне ванны. И кровавое пятно тоже. «Ни черта его теперь не ототрешь!» – решил Норберто. Потом сообразил, что не захочет мыться в ванне, перепачканной кровью, и принялся за работу. Включил холодную воду и принялся драить изо всех сил. Результат получался примерно такой же, как если бы он песком начищал фаянсовую поверхность. Тем не менее помогало – пятно постепенно уменьшалось.
Норберто думал о том, что услышал от Мартина. И чем больше размышлял, тем нелепее казался ему замысел гринго. Неужели до Мартина не доходит, что остальные группировки Ла-Эме не станут молча просиживать задницы и наблюдать, как он с Норберто прибирают к рукам мощное и доходное предприятие Эстевана? Наверняка кто-то из могущественных лос-хефес захочет сам доить эту корову! Скажем, Харед Самуэль, или Томас Эрнандес. Они наедут на Мартина и Норберто так скоро, что те не успеют и глазом моргнуть. Им останется только прикрыть свои задницы и молиться, чтобы не было слишком больно.
Если Мартин и впрямь попытается свергнуть Эстевана, то на его место ему придется поставить всеми уважаемого человека. Такого, к примеру, как Амадо. Да в придачу нанять целое войско для своей охраны. А не сделает этого, его песенка спета!
Норберто в недоумении покачал головой. Как он мог поддаться на уговоры гринго! Хорошо, что вовремя образумился и посоветовал Мартину поступить точно так же! Наверное, в ту минуту на него нашло затмение или он был под кайфом, если решил, что эта тупая выдумка может сработать. И тут Норберто вспомнил.
Он действительно был тогда под кайфом!
Мартин свернул с Вентуры на Лорел и поехал вдоль каньона по направлению к горному перевалу, за которым начинался Голливуд. Он решил подбросить руку Амадо в полицейский участок Западного Голливуда. Пусть полиция Лос-Анджелеса погрызется с местными копами по поводу разграничения полномочий. Создать им этакий ведомственный бардачок.
Рука лежала рядом на пассажирском сиденье. Она тряслась и подпрыгивала на ходу, будто живая. Так, по крайней мере, мерещилось Мартину, испытывающему из-за этого неприятное чувство. Ему даже стало довольно жутко. Сквозь прозрачную пленку просвечивали пальцы; они шевелились, напоминая Мартину виденный в детстве фильм ужасов, в котором рука убийцы действовала сама по себе, лишая жизни каждого, кто к ней приблизится. Амадо тоже убийца. И это его рука.
На первой же остановке у светофора Мартин запихнул руку под сиденье.
Включился зеленый, и он поехал дальше, оставив позади Долину. На перевале Мартин бросил взгляд на открывшийся вид, быстро перестроился вправо, отъехал подальше от дороги и остановился. Потом вышел из машины – прочь от мертвой руки, из-за которой у него по коже все еще ползали мурашки – и застыл на месте, любуясь панорамой в наступающих сумерках.