— Кто с ней в заговоре, кроме тебя и помещика Гразе?

■

— Братья Быковы, доктор Дмитрий Федорович, у которого она в Арске живет. Ну Воробьев — начальник станции Арск. Всех назвал, как на исповеди,— заплакал Скрябин.

— Если оклеветал неповинных людей, застрелю, собаку. Стен, стереги его! За этого типа мне головой отвечаешь...

Офицерский, со следами споротых погон, мундир аккуратно обтягивал плечи Азина. Начищенные сапоги сливались в один черный цвет с галифе, гладко зачесанные волосы прятались под каракулевой папахой.

— Хорош? — повернулся Азин вокруг себя.

— Очень плох! — рассмеялся Стен. — Кто поверит: офицер прибыл из Казани, а чистенький как гимназистка. Надень-ка растоптанные сапоги, папаху — долой. Поверх мундира накинь студенческую шинельку. Правдоподобнее...

Ночной сад дышал влажной зеленью, запахами малины, крыжовника, созревающих яблок, шишки чертополоха кололи руки, хватали за галифе. Азин и Стен остановились в вишневых зарослях.

— Предупреждаю, Стен, во флигель врывайся, если начнется стрельба.

Азин зашагал к флигелю, поднялся на террасу, прислушался к смутному говору за окном. Из неразборчивого говора вырвался женский голос, произносящий французскую фразу. Азин мягко постучал в дверь, голоса смолкли. Послышались грузные шаги, забренчала цепочка.

— Кто там? — опасливо спросили за дверью.

— К доктору Дмитрию Федоровичу из Казани...

Дверь открыл сам доктор. Недоуменно вскинул длинную бритую голову, колыхнул могучим животом.

— Дорогой Дмитрий Федорович! Я привез вам привет от генерала Рычкова. Прапорщик Соболев, адъютант полковника Каппеля, свидетельствую свое почтение.

— Проходите, прошу,— доктор пропустил Азина в темный коридор, провел в небольшую, загроможденную мебелью комнату.— Гость из Казани, Евгения Петровна.

— Очень рад, мадам,— сказал по-французски Азин, склоняя голову перед Долгушиной и прищелкивая каблуками.

Евгения Петровна приподняла брови, недоверчиво рассматривая Азина. '

— У меня приятные новости,— перешел он с французского языка на русский. — Наши войска победоносно продвигаются вперед. В Казани от красного бешенства осталось одно воспоминание...

Доктор сочно хлопнул пробкой, поставил на стол бутылку домашней вишневой настойки.

— Мы сначала выпьем за ваш приезд, потом уже рассказывайте. Ваше имя-отчество, господин прапорщик?

— Сергей Сергеевич,— не задумываясь ответил Азин.

— За ваш приезд! — доктор прозвенел рюмкой. — Ох, это красное бешенство, как всякое — оно нелепо и неразумно.— Дмитрий Федорович бисерно засмеялся. — Я мужчина громоздкий, а все толстяки для краснокожих — первостатейные буржуи. Недавно какой-то залетный комиссар меня на станции прихватил. «Я тебя, контра, в Казань для выяснения личности повезу».—«Во мне семь пудов диабета, в вагон не поднимусь».—■ «Ага! Ты не просто буржуй, а иностранный. Что такое диабет?»—«Сахарная болезнь».—«Врешь, ты сахарином, размер-завец, торгуешь». Спасибо начальнику станции, выручил из беды господин Воробьев.

— Вы уже про это рассказывали, Дмитрий Федорович,— нахмурилась Долгушина.

Азин деликатно улыбнулся, чувствуя на себе испытующий взгляд Долгушиной. «Надо быть начеку».

— Как здоровье его превосходительства? — спросила Евгения Петровна.

Азин понятия не имел, о ком спрашивает Долгушина, но догадка проскользнула в уме: конечно же о генерале Рычкове!, А что, если Долгушина спросит о его внешности: худой, толстый, рыжий, белый? Азин ответил почтительно:

— Я еще не имел чести быть представленным его превосходительству. Лишь полковник Каппель — мой непосредственный шеф — виделся с генералом. — Азин приподнял рюмку: — Ваше здоровье, мадам! Кстати, мадам, казанские народные комиссары— бывшие каторжники,— старался Азин увести Долгушину от опасного разговора о генерале Рычкове. — Даже самые высшие их начальники говорят между собой на непотребном языке. Мне рассказывали, как красный главком Вациетис со своими командирами беседует,— со смеху умрешь. «Что же ты, мать твою, Симбирск не удержал?» — «А разве ты, мать-перемать, не знаешь, что вся моя сволочь разбежалась?» Извините, Евгения Петровна, но стиль красных — стиль скотов...

— Сейчас неподходящее время для анекдотов,— остановила помещица Азина. — С какими же вы поручениями явились?

Полковник Каппель интересуется всем: антибольшевистскими настроениями, крестьянскими мятежами, запасами провианта,— начал перечислять Азин. — И конечно, нам нужно знать о силах так называемого Особого батальона, который занял Арск. Наше командование, впрочем, не придает серьезного значения этому Азину,— скривил он в усмешке губы. — Азин—< сопляк со способностями заурядного бандита.

— Этот мальчишка за два дня увеличил свою банду в десять раз,— зло возразила Долгушина. — Вам известно про это?

— Если Азин мне попадется, я его сперва высеку,—объявил Дмитрий Федорович.

— А потом что? — спросил Азин.

— Потом подорву бомбой.

— Перестаньте болтать чепуху, доктор,— поскучнела Евгения Петровна. — Странно, что Вениамин Вениаминович ничего не передал нам через полковника Каппеля. Посылать специального человека и не сговориться между собою? Не похоже это на генерала...

Азин понял: приближается развязка. Он приподнялся, отодвигая стул.

В окно дважды постучали: все насторожились. Стук повторился.

— Это Воробьев. Слава богу, я уже начал беспокоиться,— доктор вышел из комнаты.

— Сейчас мы узнаем кое-что новое об Особом батальоне,—• сказала Долгушина.

Азин закрыл окно спиною. В комнату одновременно вошли Воробьев и доктор.

— Разрешите, Сергей Сергеевич, представить вам...

— Руки вверх! — скомандовал Азин, вскидывая над головой гранату. — Эй вы, седой террорист, не шевелиться!..

— Это, Азин, возмутительно! Это безобразно, Азин!—ругался Северихин.

— Что ты на меня остервенился? — беспечно спросил Азин.

— Случайно узнаю от Стена о твоих ночных похождениях.

Что же это такое, а? Командующий целой группой войск ведет себя, как мальчишка! Экая доблесть, переодеться, словно в маскараде, чтобы арестовать тройку монархистов.

— Хотел убедиться, что это действительно преступники,— слабо защищался Азин.

— Тебе хотелось покрасоваться, смотрите, мол, на молодца. Молодец на овец! Нельзя больше мальчишествовать, Азин,— уже смягчаясь, выговаривал Северихин.— У тебя теперь заботы посерьезнее.

— Молодец, говоришь, на овец, говоришь,— громко рассмеялся Азин.— Мы пока липовые разведчики: нас белые заведут, проведут и выведут.

В салон-вагон вошел Стен:

— К тебе, командир, этот паренек из Зеленого Доя, Шур-мин. Спрашиваю — зачем/отвечает — по личному делу.

— Какая опять беда, Шурмин? — спросил Азин у вошедшего улыбающегося паренька.

— Принимай к себе добровольцем. У меня теперь с кулаками со здешними рогатые отношения.