'Так что действуйте, дорогой Донасьен. Вы многое получили от круга: состояние, власть, силу. Ну не обидно ли будет утратить все в одночасье? И жизнь в придачу, да и не только ее. Впрочем, ревностное отношение к своим обязанностям позволит вам избежать этих утрат. Чего я вам, собственно, и желаю.

Засим всегда к вашим услугам,

барон Клотэр де Сен-Себастьян

Четверо верховых в мирном согласии продвигались попарно по неширокой тропе. Жервез в пятый раз рассказывал Клодии о событиях прошлой ночи.

— А когда началась дуэль, — говорил граф, расширяя глаза, — что-то меня снова толкнуло. Я поставил десять тысяч на Сен-Жермена и, представь себе, не прогадал. Он победил, и я утроил всю сумму. Я утром же сообщил Жуанпору о погашении самых крупных долгов. Но у меня на руках остается еще двадцать тысяч! Это само по себе целое состояние, однако вскоре я непременно удвою его.

Графиня, казалось, не слушала. В своей светло-голубой амазонке с военной кокардой на модной шляпке она выглядела молоденькой барышней, ее старили только морщинки на лбу.

— Удовольствуйтесь своим выигрышем, Жервез, — произнесла наконец Клодия. — Почему бы нам не покинуть Париж? Мы могли бы поселиться в вашем анжуйском поместье. Вы всегда говорили, что это ваша мечта.

— Но ты же любишь Париж, дорогая, — возразил он с оттенком упрека.

— Конечно, — согласилась она. — Но мне не особенно нравится денно и нощно пребывать в ожидании, что нас выселят из дома за какие-то там долги. Я с удовольствием предпочту всему этому жизнь без подобных волнений, правда вдали от света, — но что нам суетный свет?

— Но я же тебе говорю, — произнес Жервез терпеливо, — что у меня сейчас пошла светлая полоса. Вот увидишь, теперь все будет иначе.

— Ах, Жервез, — обреченно вздохнула графиня, опять ощутив, что жизнь ее входит в привычную колею.

— И так всегда, — закипятился вдруг граф. — Ты постоянно одергиваешь меня, не доверяешь. Не удивительно, что удача мне изменяет. Она не любит тех, кого вечно клюют.

— Это неправда, — возразила графиня, зная, что он не услышит ее. Она обернулась к парочке, державшейся в отдалении. — Мадлен, эй, Мадлен! Если тебе не терпится устроить свою сумасшедшую гонку, этот участок как раз для нее. Сен-Жермен, вы поскачете с ней?

Мадлен обратила к своему компаньону сияющее лицо.

— Хотите проветриться? Скажите, что да.

Не дожидаясь ответа, она закричала:

— Вам лучше бы съехать с дорожки, тетушка! Моя испанка очень резва.

Она бросила на Сен-Жермена насмешливый взгляд, пришпорила свою андалузскую кобылу и перешла в галоп.

Сен-Жермен выждал с минуту, затем погнал своего жеребца. Обгоняя графиню, он махнул ей рукой.

С одной стороны к тропе подступал лес. Листва уже почти облетела, и обнаженные ветви деревьев отбрасывали длинные тени на воду мелкой речушки, бежавшей с другой стороны тропы. Парк был хорошо спланирован и ухожен, дабы созерцание дикой природы не пробуждало тревоги в сердцах чувствительных барышень и дворян, облюбовавших эти места для загородных прогулок.

Стоял холодный осенний денек — из тех, что в каждой детали пейзажа таят обещание скорой зимы. Воздух был абсолютно недвижен, будто осень невольно придержала дыхание, пугаясь близости холодов. По небу вычурной вереницей текли облака, в нескольких лье за рекой к ним поднимались дымки. Пахло сыростью и грибами.

Тропа, по которой неслась Мадлен, была идеально ровной. Желтое платье наездницы развевалось, щеки пылали, разгоряченные быстрой ездой. После охоты в Сан-Дезэспор она долгое время не садилась в седло, опасаясь, что верховые прогулки станут теперь вселять в нее тихий ужас. Но ничего подобного не случилось, и Мадлен желала лишь одного — чтобы скачка никогда не кончалась.

Пепельный бербер ее нагонял. Топот копыт делался все громче. Мадлен не оглядывалась. Послышался окрик: «Поберегись!»

Девушка покорно сдала вправо, освобождая место рядом с собой. Всадник и всадница какое-то время неслись галопом бок о бок, холод жалил им лица.

— Остановимся возле моста! — предложил Сен-Жермен. — Нам надо дождаться ваших.

Мадлен не хотелось никого дожидаться — общество графа вполне устраивало ее; но она чувствовала, что лошадка устала. С легким сожалением девушка придержала свою кобылку и перешла на легкий галоп, затем на рысь. Наконец, она пустила испанку медленным шагом и бросила повод. Сен-Жермен спрыгнул с седла, взял жеребца под уздцы и повел по тропе, давая ему остыть. Арочный мост, переброшенный через речушку, был уже рядом.

— Мне тоже спешиться? — спросила Мадлен, когда ее спутник остановился.

— Только если хотите, — ответил Сен-Жермен, глядя на нее снизу вверх. — В любом случае мне доставляет удовольствие ваше присутствие.

Странные огоньки блуждали в его глазах.

— Впрочем, вы всегда со мной, дорогая. — Сен-Жермен протянул руку и снял с ее платья несуществующую пылинку.

— Что вы имеете в виду? Мадлен наклонилась, он потянулся к ней и замер, словно бы натолкнувшись на невидимую преграду.

— Что вы — во мне. Хотя бы своей кровью. Вы были правы, сравнивая это с причастием. Любовь освящает все.

В ее голове внезапно зароились вопросы, она задала первый, пришедший на ум:

— Сен-Жермен, вы католик?

— По обстоятельствам.

Мадлен нахмурилась.

— По обстоятельствам? — удивленно повторила она и оперлась на спинку седла. — Что это значит?

— Ну… я, например, не испытывал особенных чувств при крещении, однако потом поддерживал церковь, делал пожертвования… Впрочем, прошло время, и я стал мудрее. Конечно, я не хожу к причастию, но…

Тон его голоса изменился, на губах мелькнула улыбка.

— Но все-таки… причащаюсь.

Она игриво шлепнула его концом повода.

— Граф! — В душе ее разгоралась тихая радость. — Там, в церкви…

Он пожал плечами.

— Это не то, что вы думаете. Только не вообразите, что я принадлежу к кругам Сен-Себастьяна. — Он уже смотрел сквозь нее на быстро бегущую воду, лицо его сделалось отстраненным. — Общее заблуждение ваших прелатов состоит в том, что они относят к слугам христианского дьявола всех, кто способен действовать после смерти. Нас причисляют к ним, но это вздор. Возьмите историю Иисуса. Судя по тому, что о нем говорят, он тоже воскрес из мертвых.

— Сен-Жермен! — Мадлен откровенно шокировало такое кощунство.

— Существует поверье, что люди, рожденные в пору зимнего солнцестояния, делаются вампирами. А когда рожден Иисус? — Он заметил, что девушка вздрогнула, и усмехнулся. — Если все так, то на его воскресение можно взглянуть по-иному. Вы не задумывались, почему в память о нем надо пить кровь? Символическую, согласен, но все-таки — кровь! В этой истории много загадок…