В: Валаам удивительно красивый остров. Меня поразило то, что монахи его совсем не знают, они дальше монастыря не ходят.

Д: У них времени на это нет, наверное.

А: Это, конечно, основная причина: монашеская жизнь, действительно, трудна и переполнена послушаниями. Но с другой стороны, им это и в голову не приходит. Ты знаешь, Даша, у монахов есть такие дни, когда свободного времени много: например, Красная Седмица после Пасхи – в это время службы даже в монастыре очень коротки – по два-три часа в сутки. И при этом в праздничные дни не нужно работать. Но вы там на лесных тропинках монаха, действительно, не встретите. На мой взгляд, 32-ой стих очень тесно связан с таким до крайности пренебрежительным, презрительным и глубоко аскетичным отношением к этой жизни: все ее радости, все ее краски, вся ее глубина оказываются всего лишь соблазном, который надо отринуть для того, чтобы устремить свою душу к высшему.

С чем связано такое отношение христианства? Я думаю, что оно связано с не до конца преодоленным дуализмом. Буддийские демоны в отличие от христианских не обладают собственной самостоятельной природой – это только проекция нашего сознания. Они по своему происхождению имеют глубоко психоаналитическое объяснение. Я как психоаналитик аплодирую буддийскому объяснению происхождения демонов как в сфере бардо, так и в нашей жизни. Христианские демоны – это самостоятельные сущности, самостоятельные живые существа, обладающие собственным сознанием, свободой, волей и всем остальным. Таким образом, отколотость бессознательных энергетик собственного сознания гипостазируется христианским мировоззрением, возводится в ранг чего-то сущностного и онтологически состоявшегося. Из такого отношения весь отрывок с 29-го по 32-й стих выстраивается совершенно естественно и логично: раз жизнь вокруг нас настолько малоценна, да еще и напичкана самыми разнообразными «прелестями», приуготовленными для нас дьяволом ради нашего соблазнения и вечной погибели, для чего тогда все нужно? Естественно, только для того, чтобы, отринув все это, показать свою преданность Господу и тем самым получить доступ в Царствие Небесное.

Когда в Индии или на Дальнем Востоке задавались вопросом: «А что же со всеми этими страстями делать?», там понимали, что если человек ничего с этим не сделает в этой жизни, эти омрачения так и будут сопровождать его из воплощения в воплощение, и игнорировать, закрывать глаза на проблему, вытеснять ее не имеет никакого смысла. А в христианстве совершенно другой подход. На вопрос: «что с этим делать?» ответ предлагается очень простой: «Да потерпи ты немного! Зато там будет так хорошо, что про здесь ты и не вспомнишь». Именно в силу такого пренебрежительного отношения к миру[29]этот стих звучит достаточно сурово.

Обратите внимание: этой суровости, непримиримости в Нагорной проповеди достаточно много. За «пустого человека» – суд. Если твой глаз залюбовался красотой женских форм – вырви его. Это не случайно, здесь есть одна тонкость. Суд, синедрион, геенна огненная, «вырви глаз твой», прелюбодейство – все это на одной чаше весов. Посмотрите, что на другой чаше: ответ грешнице: «И Я не осуждаю тебя; иди и впредь не греши» (Иоан. 8.11); брату согрешающему прощать не «до семи, но до седмижды семидесяти раз» (Мф. 18.22). Откуда такая разница, что за ней стоит?

Общеизвестно, что дзенские мастера не единожды выражали свое позитивное отношение к фигуре Христа и к текстам Евангелия, утверждая, что Христос был, вне всякого сомнения, реализованным мастером, который не произносил ни одного лишнего слова. Стало быть, упомянутое нами выше противоречие не случайно. Оно связано с одним очень важным моментом – углублением тонкости саморефлексии. Попробую объяснить.

Как мы ведем себя в обычной жизни? До тех пор, пока мы не начали рассматривать нашу жизнь как духовную практику, мы относимся очень легко к своим духовным проступкам: к вранью, к бездумному причинению обиды или вреда другому человеку, к неприсутствию в своих словах и действиях. Пока внутренней созерцательной тонкости не возникло, мы воспринимаем это как нечто несущественное, неважное, не имеющее тяжелых последствий. «Если мы обидели кого-то зря, календарь закроет этот лист»…

Когда же мы начинаем погружаться в свою внутреннюю жизнь и тем самым знакомиться с духовной реальностью, происходит переоценка наших внутренних событий. Внешние события тоже переоцениваются, но это происходит во вторую очередь. Наш духовный слух и зрение утончаются, и мы учимся чувствовать малейшие нюансы того, что происходит в нашей душе: влияние самскар, инвазии бессознательного, флуктуации (сужение или расширение) сознания. Происходит увеличение масштаба: мы совершенно по-другому смотрим на то, что прежде казалось нам незначительной мелочью. И ведь это действительно так. Каким образом происходит обучение любой реальности? Через опыт взаимодействия с ней: если мы каким-то образом выпадаем из реальности, то мы теряем с ней контакт. В физическом теле это выражается очень просто: если я игнорирую то, что нахожусь на пятом этаже и бездумно перелезаю через окно, то я могу потерять свою жизнь; а чтобы ее не потерять, я должен очень серьезно отнестись не только к данным своего восприятия, но и к анализу ситуации в целом: к пониманию того, что, например, в горах малейший неверный шаг может стоить сломанной ноги, а то и жизни, особенно если ты один.

В духовной реальности происходит то же самое. Когда нам что-то открывается, мы получаем новые знания и духовный опыт, наша чувствительность очень сильно увеличивается. Как это происходит? Очень просто: несмотря на духовный опыт, мы по привычке продолжаем где-нибудь врать себе или другим, и вдруг обнаруживаем, что там, в духовной реальности, оказывается закрыто. Пока здесь не разберешься – туда не попадешь. И значимость внутренних событий – внутренней правды, внутренней нравственности – очень резко возрастает. Вот это возрастание: переоценка каждого слова, каждой мысли и ответственность за них перед самим собой – именно оно и содержится в резких словах Христа. И «вырви глаз твой», и «пустой человек», и «геенна огненная» происходят именно из этого феномена. Эта переоценка должна быть осуществлена прежде всего в отношении самого себя. В то же время по отношению к другому Христос проповедует величайшее смирение, терпение, понимание и принятие: «Кто из вас без греха, первый брось на нее камень» (Иоан. 8.7). Этическая сторона христианского учения весьма полно может быть выражена словами Конфуция: «Благородный муж (цзюнь-цзы) – это тот, кто относится строго к себе и снисходительно к другим, а плебей, простолюдин (сяо жень, дословно „маленький человек“) – это тот, кто снисходительно относится к себе и строго к другим»[30].

Таким образом, мы видим, что 32-ой стих имеет очень глубокий подтекст и глубокую, уходящую корнями в седую древность предысторию. Первичный этап работы со своим телом, действительно, заключается в отказе, в самоограничении. Тянется рука к еще одной конфете – подумай, хочется бездумно отдаться – лучше воздержись. На этом этапе работа с телесными практиками в других традициях, более уважительно относящихся к человеческой природе, только начинается. А в христианстве, к сожалению, она на этом и заканчивается. Несмотря на столь удручающее положение дел, каким-то образом прорыв наверх все-таки происходит и у адептов христианского учения. Это очень хорошо начинаешь понимать через таинства покаяния и причастия.