– О, кощунство! Смешивать мудрость с расценками колбасников и бакалейщиков.

– Не скажите, мой ученый друг – в этом есть тонкий смысл. Наш мятежный Клаус весьма образован, но он не жалует легкомысленную светскую премудрость – для него сборник куртуазных песенок хуже пустого листа.

– Тогда я предпочитаю Империю как она есть, безо всяких еретических перемен. В ней, по крайней мере, знают толк в том, что касается способов украсить жизнь, – заявил Россенхель.

– О да! Люди состоятельные определенно знают, ведь это стоит немалого количества серебряных имперских марок.

Фон Фирхоф немедленно согласился с румийским киром:

– Бретонисты не одобряют расточительства на светские развлечения, словом, с тонкими искусствами они обращаются скверно. Боюсь, что для вон того молодчика… да, для того самого, в фартуке медника, разница между одетой в тунику музой истории и декольтированной шлюхой весьма невелика..

– Молчите, злоязычный Людвиг! Вам бы только издеваться над собственными друзьями, легкомысленно осмеивая драму безумного уничтожения. Любезный Россенхель! Отойдемте от окна, я не могу видеть это поругание книг и основ.

– Не подумайте, кир Антисфен, что я преувеличиваю или насмехаюсь над представителями трудового народа, несомненно, среди них есть люди любознательные и склонные к образованию… обратите внимание на того ражего подмастерья, который за спиной у Бретона засовывает под свою рубаху вырванную из игривой рукописи миниатюру?

– Хватит! Хватит, Людвиг! Уймите злую иронию, не будем ссориться. В качестве лиц благородного сословия, мы должны держаться все заодно, только так мы можем выбраться из этого проклятого Богом места, ставшего центром восстания босяков и невежд.

– Есть ли разумные предложения, мессиры?

– Бежать.

– Найти пергамент, создать подметный гримуар, воспользоваться им, и бежать.

– Найти пергамент, а если его нет – изобрести из ничего.

– А разве подобное возможно, почтенный кир Антисфен?

– Мне приходилось читать об удивительных заменителях выделанной кожи…

– О Боже! – вскричал Россенхель. – Я совершенно забыл об этой технологии! Мои добрые друзья, должно быть, я совершенно одичал в Церене, раз получил такую прореху в сообразительности…

– Объяснитесь, Вольф.

– При наличии некоторых магических или не совсем магических ингредиентов я могу…

Людвиг выслушал воодушевленного Хрониста и покачал головой.

– Хлопчатое заморское волокно может сыскаться в портовых складах, честное слово, мне жаль его заранее. Ваш поддельный пергамент, дорогой Россенхель, воистину получится золотым.

– Вы предпочитаете оставаться на месте и ждать визита «добрых братьев» Бретона?!

– О нет. Пожалуй, я согласен рискнуть, отправившись в порт, к тому же, вам-то по-прежнему следует опасаться Клистерета…

Хронист смутился, потеряв изрядную долю апломба.

– А ваше мнение, кир Антисфен? Считаете ли вы собственную миссию в Толоссе законченной?

– Вполне. Очередная ересь крепко отложилась в моей памяти. Я не желаю оставаться там, где жгут книги.

– Тогда – в путь.

…Они дождались темноты, чтобы покинуть приютивший их пустой дом. Улица под уклон сбегала к портовым складам, ущербный диск луны предательски светил на беглецов, лаяли собаки, перекликались часовые на башнях Толоссы, ночной бриз нес через залив дымок имперских костров.

– Лучше убраться с острова, покуда не начался штурм.

– Полностью с вами согласен.

Людвиг фон Фирхоф немало досадовал в душе – потратить столько усилий на кражу и уничтожение пергаментов кира Антисфена и теперь страдать от их отсутствия! Румиец не подозревал о нравственных метаниях императорского агента – он шел с советником плечом к плечу, внимательно прислушиваясь к осторожным шорохам ночи.

– Вы слышали?

– Что?

– За нами слышатся шаги.

Людвиг огляделся – в изгибе резной водосточной трубы ему почудился силуэт демона Клистерета.

– Этого еще не хватало. В переулок, мессиры! Пропустим преследователей мимо. Пусть повернутся к нам спиной.

Тройка беглецов свернула в кривой, темный тупичок, под сапогами захлюпала подозрительная жидкость.

– Здесь сточная канава?

– Слив из красильной мастерской, и, судя по всему, не только…

Шаги приближались, эхо легко цокало по стенам, несмотря на то, что преследователи, кажется, пытались идти потише.

– Это ищут нас?..

– Не обязательно. Смотрите, смотрите, вот они…

Из-за поворота вынырнула примечательная троица силуэтов. Света ущербной луны хватило на то, чтобы рассмотреть ее как следует…

– Разуй бебики, – буркнул первый (очень плотный) силуэт.

– Ловли нет, Шенкенбах, – отозвался альвис Айриш. – Плешивый[18]светит.

– Не лучше ли, друзья мои, не полагаясь на блудливую удачу, поспешить туда, где ждет нас скромный, зато верный успех и наинадежнейший путь отступления, ибо магия моя снова ловит тонкие вибрации опасности, – прошептал осторожный колдун.

Его костлявый профиль, как всегда, маячил за спинами более отважных товарищей. Шайка со звериной грацией скрылась за поворотом, причем беглый разбойник Шенкенбах походил на матерого медведя, его сообщник-альвис напоминал дикого кота, а колдун смахивал на ощипанного аиста…

– Как вы думаете, фон Фирхоф, куда их несет среди ночи?

– На разбой, – коротко ответил агент императора.

Ученые беглецы выбрались из грязного тупика и теперь при свете луны растерянно озирали перепачканную одежду.

– О, все святые, нечистоты здесь, кажется, не только плещутся под ногами, но и падают с неба.

– Разумеется. Вы не заметили вон ту крытую висячую галерею?

– Заметил.

– Это оно.

– В порт, быстрее. Сейчас не время заботиться о сохранности одежд!

Мертвенный лунный свет серебрил крыши и подчеркивал чернильную тьму узких переулков и тупичков. Портовые сооружения, впрочем, если смотреть с возвышенности, лежали как на ладони.

– Смотрите, это опять шайка «Айриш и Шенкенбах». Что они там поделывают?

– Вскрыли двери и потрошат чей-то запас.

Фигуры бандитов, горбатые от взваленных на плечи мешков, мелькнули и скрылись в неверной тени подозрительных закоулков.

– Отменно, Россенхель. Они расчистили нам путь, замки взломаны, проход свободен. Вперед, мессиры! Посветите… Вот так.

Внутренность склада выглядела неприглядно. Пол усеивало рассыпанное грабителями зерно, амфора с маслом разбилась, лужа широко растеклась и блистала в свете фонаря.