Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Опять поход впустую. Вахта вечерняя с 8 до 12 ночи. В 6 ч повернули и пошли 8-узловым ходом; прочь на ночь от берегов. Перед вахтой было передано семафором с "Рюрика", что там принимают какую-то телеграмму; прочесть, конечно, не могут, не зная японских знаков. Значит, вблизи есть наблюдательный пост или военное судно. В 12 ч ночи прибавили ходу до 9 узлов и направились опять к берегам. Погода чудная, 5° тепла, ясная лунная ночь, ветра нет.
14 Февраля. Сегодня много холоднее, всего + 1°. Разбудили меня в 8 ч 30 мин утра с объявлением, что пробита тревога. Моментально вскакиваешь, наскоро умываешься, надеваешь на себя револьвер, бинокль и прочее, и летишь наверх. Оказывается, подходим к Гензану. Вход в саму бухту заслонен мысом, почему оттуда неожиданно может выскочить всякая штука. Впрочем, наш командующий не рискнул подходить близко, и мы милях в четырех повернули и пошли вдоль берега. Вскоре из-за мыса была видна и глубина бухты, но к общему огорчению, никаких транспортов или пароходов не заметно. Целый день шли вдоль берегов, огибая все бухты, и ничего не видели, кроме нескольких корейских шаланд в море, и по берегу кое-где разбросанных фанз. На ночь опять отошли в море, а завтра будем продолжать обследование берегов к северу. Очевидно, ничего пока в Корее, по крайней мере северной, не предпринято неприятелем, но идем дальше для очистки совести.
15 и 16-го февраля продолжали осматривать берега Кореи, на ночь уходя в море. Полнейшее безделье, на всех нашло сонное настроение, сидят по каютам или же бродят по кают- компании, посматривая на часы, спрашивают, скоро ли чай или обед. Сегодня, 16-го, болтаемся под Владивостоком, а завтра утром войдем в бухту. Увижусь с семьей; хотя дежурный, но постараюсь подмениться. Мало-помалу все начинают отправлять свои семьи в Россию, подумываю и я об этом.
С 17-го по 22-е февраля стояли во Владивостоке. Мало утешительного узнали за это время. Дела наши идут, по-видимому, неважно, неподготовленность к войне во всем.
22-го утром была получена телеграмма с о-ва Аскольд, что оттуда заметили 8 неприятельских кораблей, идущих к Владивостоку. Команду с "России" уже уволили на берег, это было воскресенье, и меня послали собрать ее на крейсер, так как был сделан сигнал развести пары во всех котлах и приготовиться к походу. Около 12 ч мы были уже готовы, пары разведены, трапы завалены, люди на судах. Все время к нам с берега одно сообщение за другим: "два трехтрубных, четыре двухтрубных и два однотрубных и одномачтовых корабля направляются к Аскольду, в Уссурийском заливе; открыли огонь".
Мы стояли у входа в Босфор, прикрытые горой со стороны Уссурийского залива, и о начале стрельбы узнали лишь по последнему сообщению. Командующий, по-видимому, не решается выходить, видя преимущества противника, хотя мы все и возмущаемся между собой, так как в случае аварии, получения повреждений – мы дома, зато неприятельскому кораблю пришлось бы идти чиниться очень далеко. Наконец, около 1 ч дня, мы начинаем сниматься с якоря. Слышны отдаленные пушечные выстрелы.
Съемка с якоря осложнилась тем, что "Громобой" стало дрейфовать и наваливать на нас, и портовым баркасам пришлось растаскивать крейсера в разные стороны. Лишь в четвертом часу мы вышли; в это время неприятель, не дождавшись нас, прекратил огонь и уходил на SW. Пройдя Скрыплев, мы повернули на удалявшуюся неприятельскую эскадру и пошли втроем 16-узловым ходом, оставляя "Рюрик" идти за нами. У нас между тем разносили снаряды, обматывали шлюпки концами, наливали в них воды, чтобы не загорались в случае попадания снарядов, палуба тоже поливалась водой. С жутким любопытством мы вглядывались в видневшийся на горизонте рангоут уходившего неприятеля, в ожидании, что он, увидев нас, повернет обратно и вступит в бой. Так прошли 20 миль, как будто стали даже сближаться, но скоро стемнело, и мы повернули обратно.
По возвращении во Владивосток нам тотчас же сообщили результаты бомбардировки. Оказывается, обстреливали город из Уссурийского залива вдоль Светланской улицы, снаряды попадали в восточную часть города. Матросскую слободку и Гнилой угол и в порт; один разорвался в казармах экипажа, тяжело ранив 4 матросов, одну женщину убило; в районе Морского госпиталя тоже упало несколько штук, но все более или менее благополучно для нас. Много снарядов, говорят, не разорвалось. Эта бомбардировка дала толчок отправить семью; хорошо, что на этот раз окончилось счастливо, а что может случиться при частом повторении японцами подобного номера? Да и обоюдные волнения и беспокойства за меня в море, а я за них. Нет, надо всецело отдаться теперь службе, не думая ни о ком и ни о чем постороннем делу.
23 февраля. Опять появилась японская эскадра и, покрейсировав между Аскольдом и Скрыплевым, ушла на юг. Наш отряд хотя и был вполне готов к выходу и с разведенными парами, но из бухты не выходил.
25 Февраля. Проводил семью. Отправились большой компанией, так как начинается, по-видимому, бегство из города. Народу на вокзале масса, и единственный поезд в Россию переполнен. Жизнь идет у нас своим чередом. Неприятель не появляется, хотя сигнальные посты и устраивают тревоги, но все ложные. Стоим у входа в бухту, защищенные льдом от атаки миноносцев. Днем учения и занятия, вечером сидишь в кают-компании и мирно беседуешь или занимаешься чем-нибудь.
Только на вахте несколько неспокойно, так как с захода солнца у нас бьют дробь-атаку (сигнал для приготовления к отражению атаки). Орудия заряжаются, боевые фонари готовы осветить самый вход в бухту. Потом, когда лед растает, будет, конечно, опаснее, теперь же никакая атака не мыслима, разве поставить миноносцы на лыжи и поднять паруса. Вахтенного начальника беспокоит лишь появление наверху недавно назначенного командира, человека доброго в душе, но болезненного и вследствие сего крайне раздражительного. Он не успокоится до тех пор, пока не найдет, за что можно обрушиться на вахтенного начальника.
3-го марта. Сегодня вечером приехал к нам контр-адмирал Иессен. Пока остановился на "России", но, говорят, хочет плавать на "Громобое". Думаем все-таки, что он останется у нас. Были бы очень рады, если бы наши ожидания сбылись, так как, находясь на флагманском корабле, имеешь много преимуществ перед остальными – главное, это быть в курсе всех новостей. Завтра вечером уезжает наш старый командующий.
4-го апреля. Адмирал остался у нас. Встретили Пасху. За все время мы уходили три раза, каждый раз на один день и все для учений. В половине марта "Россия" и "Громобой" ходили к мысу Поворотному, в 60 милях от Владивостока, на той же неделе весь отряд ходил на эволюции, тоже и сегодня. В данное время мы возвращаемся. Скучно, что нет настоящих походов. Говорят, Наместник не пускает. Адмирал, кроме того, выходил и отдельно на рекогносцировки на "Богатыре", на "Рюрике" и "Лене". На последней неудачно, так как "Лена" стала на мель в самом Босфоре.
Адмирал Скрыдлов на мостике крейсера "Россия" (С рисунка того времени)
10-го апреля. До сегодняшнего дня стояли в бухте. Но уже вчера отвязали сети, почему можно было предположить, что идем в поход. Действительно, с утра начали разводить пары, а в 9 ч утра снялись с бочек и всем отрядом вышли из бухты. Туман густейший, и пришлось простоять часа три на якоре в Босфоре, не доходя минного заграждения. Наконец, около 2 ч дня, туман разошелся, и мы пошли дальше. При стоянке в Босфоре соединяли крейсера телефонами. У Скрыплева опять стали на якоре и послали портовый баркас за провизией, так как о походе адмирал объявил даже своему флаг-офицеру лишь утром, когда приказывал разводить пары. Приняли свежей провизии на 10 дней. Подошли к нам миноносцы № 205 и 206, и командиров всех судов пригласили к адмиралу. Долго о чем-то было совещание, после которого "Рюрик", как тихоход, был отправлен назад, а мы, три крейсера и два миноносца, в 5 ч вечера снялись с якоря и пошли… неизвестно куда. После долгих упрашиваний нам сообщили план крейсерства: идем в Гензан, где миноносцы произведут атаку, после чего будут отправлены обратно, а крейсера пойдут Японским морем к Сангарскому проливу и будут бомбардировать Хакодате. Крейсерство очень интересное, придется, вероятно, побывать в бою; ведь уже третий месяц войны, а мы пороха еще не нюхали.