Гадцев сын всю дорогу до выхода рассыпался мелким бисером, внутренне ликуя: теперь на его долговом крючке будет не только местный князь, но и какой-то там задольский высокородный лопушок.

Иван удалялся от дома ростовщика, а тот стоял на пороге и чесал за ухом:

– Надо же, оказия – в Задолье объявился князь. И ведь не врал, бестия, я-то жулика за полверсты чую.

Затем Мухаил цыкнул на лодыря Дубыню и спустился в подвал. Здесь штабелями лежали тонны берестяных грамот со свидетельствами слов и дел, а также с расписками должников. Гадцев сын не только ссужал деньгами, но и занимался постоянным сбором сведений обо всех, подобно древнему старцу Бухгалтерию, о коем поминалось выше.

Аккуратно внеся данные Ивана Задольского в свежую грамоту, ростовщик надежно запер заложенный радиоприемник в сундук. Гадцев сын был очень мнительным человеком, он страшился включать колдовскую диковину, ведь от волшбы не жди добра. Затем Мухаил отправился к супруге. Приблуда Путятишна должна была порадоваться сегодняшнему успеху и в очередной раз убедиться, что деньги правят правителями мира сего.

* * *

В тихий знойный вечер, когда Крупное Оптовище отдыхало от яростных дневных торгов, Торгаши-Керим и Абдур-ибн-Калым расположились на ковре и играли в бабки.

Сегодня везло учетчику. Его броски были точнее. И хотя на кон ставилась сущая мелочь, купец не преминул пошутить:

– Этак, друг мой, за один вечер все мое состояние перейдет в твои ловкие руки!

Абдур засмеялся, и его смех не понравился Торгаши-Кериму. Нечто злобное промелькнуло в неестественных всхлипах помощника. Глазки недобро блеснули, но затем купец уверился, что ему померещилось.

Доброе вино и дружеская игра отлично воровали время вечернего безделья, и расслабленный Торгаши не сразу услышал тонкий писк комара. Затем писк стал громче, настойчивей, он терзал уши, превращаясь в визг. Испуганный купец оглянулся на распахнутое окно.

В комнату влетел гигантский, с собаку, комар. Толстый хобот трепетал, будто вынюхивая добычу. Магнетический взгляд огромных фасеточных глаз поверг Торгаши-Керима в оцепенение. Грузный купец повалился на бок и увидел застывшими в одной точке очами, как страшное насекомое-переросток приблизилось к сидящему истуканом Абдуру-ибн-Калыму, залетело ему за спину и вонзило жало выше ключицы учетчика.

Абдур распахнул глаза, и они стремительно остекленели, заполнились белым, будто не было ни зрачка, ни темной роговицы. Бледная старческая кожа помощника купца приняла темно-голубой оттенок, губы посинели.

Торгаши-Керим по прозвищу Честнейший силился подняться, чтобы помочь другу и преданному работнику, но не смог шевельнуть ни рукой, ни ногой. Лишь дрожали пухлые пальцы да текла слюна из онемевшего рта.

Кровопийца вынул жало с громким хлюпающим звуком. Теперь он пищал ниже, а фасетки горели алым огнем. Перелетев через неподвижного Абдура, комар оказался рядом с полуживым от ужаса Торгаши.

Купец почувствовал запах крови и понял, что сейчас с ним расправятся так же, как с учетчиком.

Но комар лениво и грузно поднялся почти к потолку и, судя по затихшему в ночи писку, улетел.

Осознав, что спасся, Торгаши-Керим закричал – и сел в постели, протирая глаза.

Была туманная ночь. Горела благовонная лампадка. Тончайший тюль волновался, словно кто-то только что вылетел в окно. А может, это был ветер.

Купца колотило. Он утер потное лицо рукавом роскошной ночной рубахи кидайского шелка и посмотрел в дальний угол комнаты, где спал Абдур-ибн-Калым.

Даже в полумраке было видно, что постель учетчика пуста. На валике-подушке чернело пятно.

Вот так всегда – на самом интересном месте!

М/ф «Возвращение блудного попугая»

На берегу великолепного озера шелестел старый камыш, качались обвислые и оголившиеся ветви ив, а откуда-то из высокой травы цвиркала неведомая Егору птичка.

Дембель потратил целый день, добираясь до южного предела Отрезанского княжества, и теперь вглядывался в туманную дымку, блуждавшую над озерной гладью. В центре озера темнел остров. Парень не мог разглядеть подробности, но ему растолковали жители ближайшей деревеньки, что там его ждет волшебный яблоневый сад.

В принципе Емельянов-младший уже въехал на запретную землю. Издревле люди обходили окрестности озера стороной, потому что из поколения в поколение передавалось сокровенное знание: заповедное озеро охраняет великая богатырша Белая Лыбедь.

Ефрейтор Емеля сразу решил, что имя воительницы ведется от красивых птиц. Он и сейчас видел трех лебедей в одном из дальних затонов.

Богатыршу никто не встречал уже несколько веков, и этот факт вселял немаленькую надежду. Егор как-то не планировал драться с дамой. Он вообще не представлял себе женщину-витязя, притом такую, какую народ боится много лет.

Начало смеркаться. Воронежец задумался: переправиться на остров сейчас или дождаться утра? Тяжеловоз не тянулся к воде, скорей наоборот – лошадка воротила морду, фыркала и трясла густой гривой.

– Ладно, каурка, намек понял, – пробормотал ефрейтор.

Колобок спрыгнул наземь, стал рыскать по берегу, словно мелкий песик, изучающий новую территорию.

– Чего вынюхал? – поинтересовался Егор, спрыгнув с кобылки.

– Не знаю, – буркнул Хлеборобот. – Вокруг никого, так что можешь ходить без порток.

– Поганец!

– Ладно, не серчай, – улыбнулся каравай и снова нахмурился. – Вроде бы отличное место, но беспокойно как-то.

– Перестраховщик. – Парень сказал это, скорей, чтобы самому подбодриться, а не Колобка уязвить.

Подойдя к кромке воды, дембель наклонился и едва не зачерпнул прозрачной влаги, как вдруг озеро вспыхнуло. Ефрейтор стокилограммовым зайцем отпрыгнул от оранжево-алого огня. Вытянувшееся до человеческого роста пламя погасло.

– Жгучее! – Воронежец потер руки, стряхивая опаленные волосики.

Потом отломил длинную сухую травину, приставными шагами приблизился к озеру. Протянул добытый прутик. Снова возникло мгновенное возгорание. Бросив запылавший щуп, здоровяк-дембель ретировался.

– Отрыв башки, – протянул он, потирая макушку.

Каурка и Колобок с интересом следили за эволюциями воронежца.

– Ага, чуяло мое сердечко, – с явным удовлетворением прокомментировал Хлеборобот.

– Вот тебе и шерше ля фам, – тихо сказал парень и сел на корточки.

Помолчали.

– Прикинь, Колобок, а лебеди-то не сгорели! – сделал открытие Егор.

– Ударься оземь и обернись прекрасным лебедем, – предложил каравай.