– Что с тобой сделали, сынок?! – и опять заиграл желваками.

Слава богу, узнал! Я боялся, что не узнает.

– Да ничего со мной не сделали! Я в бурятском монастыре, в гостевом домике! Деревянная пагода, статуэтки Будды, деревянные барабаны с молитвами и юрты вокруг. Какое-то святое место. Показывать нельзя, как нельзя и фотографировать, а то выгонят. Необычные требования для послушников – не бриться, не стричься. Отказа от прежней веры не требуют. Успокойся ты, вижу, думаешь, мне мозги промыли.

– А разве не так?! – процедил он, кипя от негодования.

– Не так! Чтобы забыться, начал заниматься там боевым искусством с медитациями, что-то типа ушу. Там мастер с Тибета жил. Помнишь, я одно время медитировал? – Прожигающий взор немного остыл. Скулы замедлили шевеление. – А поседел я при испытании. Не волнуйся, жизни не угрожало, просто… потом объясню, некогда. Мастер уехал по делам, ну а я… в другое место. – Я быстро отключил камеру. – Мама из кухни вышла, потом дорасскажу.

– Секретничаете? – спросила с нежностью. Она не скрывала отменного настроения. – Ну-ну, продолжайте.

– Это наши мужские разговоры, тебя не касаются, – резко заявил отец, раздражаясь. Он сильно сомневался в моих словах.

– Выключай эти бандуры, Миша, – сказала, стуча пальцем по наушникам, не обращая внимания на грубость мужа. – Дай мне с сыном теперь по-женски поговорить.

Далее последовал разбор наших с Ольгой отношений. Мол, она стерва, и я тоже хорош, и тому подобное. Обычный воспитательный бред, который раздражает в любом возрасте, не говоря уже о том периоде, когда мы вырастаем и сбегаем из родительского гнезда. А после мы сами по отношению к своим детям поступаем точно так же. Ну, может, иногда, вспоминая о собственном детстве, пытаемся себя одернуть. Только мало у кого это получается. Желание уберечь ребенка от шишек, ранее набитых нами, обычно перевешивает. Мы же знаем, где жизнь прячет самые подлые углы, где скрывает ямы и обрывы; мы-то имеем опыт, мы спотыкались и больно падали.

Вот и мама хотела оборонить меня от дальнейших душевных страданий, которые непременно последуют, если продолжу вести себя так, как веду. Только меня ее нравоучения не бесили, как это бывало прежде, а лились на сердце бальзамом. Слова пролетали мимо ушей, я слушал интонации. И наслаждался, словно прохладной водой в летний зной. Окунался с головой, нырял в глубину, стремясь запомнить мать на всю жизнь…

Стоящий за маминой спиной папа вдруг с досадой стукнул себя по лбу и активно зажестикулировал. Я отвлекся от грустных мыслей. Над головой своей жены, в опасной близости к прическе, отец показывал пальцем на меня. Другой рукой делал круги, губами медленно артикулировал…

– Да, то кино про буддистов было, – догадываюсь я. Палец указывал не на меня, а на компьютер, а круги рукой – круг инициации. Он же писал мне, что смотрел запись в моем компьютере.

– Какое кино? – строго переспрашивает мама. – Не увиливай от ответа, Игорь!

Отец облегченно вздыхает и наконец-то начинает улыбаться. Примерно через час разговор завершается. В последующем договорились перезваниваться по телефону: к скайпу меня не скоро допустят, наставники строгие.

Я уже набирал прощальные эсэмэски Зине и родителям с призывом «понять и простить», как запиликал вызов от Сергея. Я долго смотрел на светящийся экран, тупо прислушивался к мурашкам в кисти, бегающими от вибрации аппарата и медленно-медленно нажал на «принять». И совершенно не удивился, услышав от Сергея, что, возможно, скоро потребуется кое на кого немножечко «надавить». «Квест» не выполнен, «провидение» противится…

С утра в город десантировалась огромная следственная бригада из Генпрокуратуры, МВД и ФСБ. По всем федеральным средствам массовой информации только и слышно о закутинской смычке власти с криминалом, об открытом воровстве на золотообогатительной фабрике, о нездоровой тенденции, и так далее и тому подобное, с многочисленными интервью. Скоро должны появиться ток-шоу. В Закутке стало тесно от столичных журналистов. Администрации города и района практически перестали работать. Самоустранились «до оргвыводов», которые, несомненно, в ближайшее время последуют.

Нет худа без добра: из-за всей этой катавасии визит к психиатру прошел скомканно и сразу была назначена судмедкомиссия по поводу моей амнезии. Через три дня – рекордно короткий срок. А с результатами следствия капитана Хрома, с моим воздействием на суд – два дня, и паспорт в кармане. Городская неразбериха шла нам только на пользу. Это все Сергей придумал, единолично. Сильно он меня зауважал.

А я часто сопровождал Зининого брата, помогая тому «работать» с многочисленными недругами, которые набросились на него всей сворой, строча буквально километры доносов. И мрачно ждал, когда неразбериха наконец закончится и я смогу оставить Землю со спокойной совестью. Паспорт мне нужен как собаке пятая нога.

Сергея замучили допросами, но он держался:

– Был анонимный звонок в служебный кабинет. Да, поверил сразу, потому что давно собирал материалы и на Седого, и на Паровозика. Не знаю, почему именно мне. Скорей всего потому, что меня считают бескомпромиссным. Мужской голос без особых примет. Да идите вы со своими «неуловимыми мстителями», достали уже! Я не Яшка-цыган. Славик? Козел он. Да, был мужем сестры, да, доставал ее после развода, да, я мечтал его посадить, но не убивать! Как я мог организовать, как?!

Зину тоже допрашивали. Ей скрывать было совершенно нечего, обошлось одним вызовом. Подошла и моя очередь.

Сижу перед двумя пожилыми следователями. Один «по особо важным делам» Генпрокуратуры, второй из ФСБ, целый полковник. Вызвали меня исключительно как свидетеля, не обвиняемого; пригласили как Зининого сожителя с целью подтвердить или опровергнуть ее показания о Славике. Слава богу, Зине хватило ума не распространяться о моем происхождении. Отдельное спасибо Мережко за его чистку «мокрого» дела. Простите, дела Мокрого.

Я очень аккуратно работал внушением, по минимуму. Главное, чтобы на бумаге все вышло гладко, остальное не важно.

Не встречался, но слышал от Зины про Славика. Вот, собственно, и весь допрос. Фиона старательно рассеивала внимание к моей приметной внешности.

– Внимательно прочитайте и распишитесь здесь, здесь и здесь, – указал важняк, протягивая мне протокол допроса.

Расписался, вернул. Следователь полушутливо пожелал: «Берегите себя, Егор Ронович. Говорю «до свидания», но не в этих стенах», – и отпустил меня восвояси. Вдруг вспомнил:

– Подождите! Я данные паспорта забыл вписать.

Фээсбэшник, до этого почти откровенно дремавший, встрепенулся. Началось!

«На паспорт двоих не разведу, – сразу заявила Фиона. – Со справкой попробую».

– Дело в том, что паспорт я потерял. Вот справка.

При каких обстоятельствах, когда, где – эти вопросы завязли на языках обоих следователей. Следователь Генпрокуратуры молча вписал данные справки, не указывая, что они «с моих слов», и, более того, добавил точную дату рождения – ровно на три года моложе меня настоящего и адрес: «Москва, проспект Вернадского, сто двадцать пять, второй корпус, квартира сто сорок четыре». Так я отблагодарил академика за идею о «сферах». Дом в действительности существовал – видел, когда гулял по Москве, квартиру же назвал наугад.