– Не знаю.

– Тогда пусть я буду Эммой. А ты Ривером.

– Хорошо, как скажешь.

Она классно выглядит, к тому же блондинка. Теперь Спенсер и сам понимает, что у нее тоже не все в порядке с головой. Такие вещи лучше узнавать сразу. Он выпытывает, сколько ей лет, женаты ли ее родители и какая у нее самая любимая знаменитость. И как она думает, в чем состоит жизнь – в поиске удовольствий или все-таки в бегстве от несчастья?

Не ответив на этот вопрос, Эмма вполне нормально отвечает на другие. Ее родители еще женаты, как это ни странно в наше время, а поскольку она явно говорит правду. Спенсер сдерживает себя, чтобы не наплести что-нибудь про свое несчастное детство с приемными родителями. Только что он собирался намекнуть, что его родной отец был актером эпохи черно-белого кино, типа Рока Хадсона, или Марчелло Мастрояни, или Рональда Коулмана. Но вместо этого неожиданно для себя рассказывает ей правду. Он не видел свою мать с тех пор, как она второй раз вышла замуж – за двадцативосьмилетнего курда-гомосексуалиста, которого в противном случае депортировали бы в Турцию. Она познакомилась с ним в аэропорту. Отец был в бешенстве, узнав об этом, – он как раз был на работе, нес несколько коробок с мебелью, принадлежавшие Дирку Богарту. Он расколошматил их на мелкие кусочки. Так он стал вторым членом семьи, который угодил на исправительные роботы.

– Наверное, он ее очень любил?

– Прости?

– Ну, наверное, он любил ее, иначе он бы не возражал.

Мысль о том, что отец и вправду мог любить мать, поражает Спенсера до глубины души. Она кажется ему так же неуместна, как если бы кто-нибудь в сочельник, посреди диснеевского мультфильма вдруг ни с того ни с сего услышал с экрана тихо, но отчетливо: «Говно».

– А братья у тебя есть? Или сестры?

А почему бы и нет? Спенсер вдруг грустнеет или притворяется, что ему становиться грустно. Он и сам уже не может отличить одно от другого, а эта Эмма знает его слишком плохо, чтобы суметь понять. Однажды у него была сестра. Ему на глаза попадается яркая белая нитка на брюках. Сестра погибла в автокатастрофе. Все равно эта фраза звучит как предлог для начала знакомства.

– Если я начинаю вспоминать ее, – говорит Спенсер, – мне кажется, она еще жива, пока я говорю о ней. Думаешь это правильно?

– Не знаю, может быть.

– Правда, когда я ее вспоминаю, она всегда делает одно и то же. Играет в футбол. Бегает. Наверное, тебе это неинтересно. Я собираюсь стать актером, – добавляет Спенсер. Девушка пристально смотрит на него.

– Ты актер?

– Пока нет, но стану. Хочу стать.

– Ты учишься?

– Я работаю грузчиком на складе.

– У меня есть знакомый, который работает на складе.

Они смотрят друг на друга – но нет, ничего не выйдет, пока Спенсер не научится выкидывать из головы Хейзл.

– Многие работают на складе, – говорит он, и Эмма с готовностью кивает (да-да, конечно) и улыбается, отчего Спенсер верит, что все идет как по маслу. – Пока я не накоплю денег, чтобы поехать в Лондон, я буду работать там. Это временно. А потом стану актером.

Эмма смеется, что не очень любезно с ее стороны.

– Можно, я угадаю? Ты едешь в Лондон, идешь на прослушивание, тебя замечают и ты становишься знаменитым.

– Ну да, – отвечает Спенсер, – а по вечерам я буду ходить в колледж.

– Мальчишки, – говорит Эмма, – вы все такие одинаковые. Каждый непризнанный гений, звезда.

– Ну извини, – говорит Спенсер и думает, что не следовало говорить ей о колледже. Вряд ли Том Круз, или Ривер Феникс, или Кеану Ривз ходили в колледж, хотя это всего лишь способ убить время, пока тебя не заметят, да и просто, чтобы не бездельничать, пока не получишь то, что тебе задолжала судьба. Но это, пожалуй, не так просто объяснить незнакомому человеку, сидя на соревнованиях по плаванию.

То, что так хорошо начиналось – знакомство с красивой блондинкой, – на его глазах превращается в еще одно унижение, о котором Спенсер еще долго не забудет. Он пытается сменить тему:

– А какие у тебя планы на жизнь?

– Я буду врачом или адвокатом.

Генри был почти полной противоположностью Спенсера. Он не отрывал от нее глаз, будто собирался увидеть нечто такое, что потребует особого внимания. Хейзл встала со стула и подошла к телефонному столику, на котором она оставила «Даму в очках и с ружьем в автомобиле». Он проводил ее взглядом, не мигая.

Он улыбнулся, обнажив свой коричневый зуб. Спросил, о чем книга.

– О даме, – ответила Хейзл. Глядя на его зуб, она не могла не видеть его губ, и ей стало любопытно, каково это – целоваться с ним. – у дамы есть автомобиль, она носит очки и держит при себе ружье.

– Вы очень красивы.

Хейзл бросила взгляд на хмурого Спенсера. Нет, это несправедливо. Он тоже скрестил руки на груди и ноги под стулом. Хейзл решила положить книгу на стол, но поежившись от мысли, что Генри будет смотреть ей в спину, остановилась и повернулась к нему лицом.

– А вы красивее, чем я думал, – сказал он. – Я не предполагал, что вы так молоды. – Он улыбнулся. – И что у вас такие светлые волосы.

– Спенсер тоже, – сказала Хейзл, а Спенсер, сдерживаясь из последних сил, мило напомнил Генри, что тот может опоздать на самолет. Генри ни на секунду не сводил глаз с Хейзл, и ей все больше хотелось убежать. Она не испугалась, и ей вовсе не хотелось считать Генри тем, кем он не является, но ей стало нужно просто побыть одной и скрыться от чужих глаз. Вдруг, сама того не ожидая, она спросила, не хочет ли кто-нибудь супа. Прозвучало неожиданно для всех.

– Я вам помогу, – вызвался Генри.

– Не стоит, останьтесь здесь. Можете поболтать пока со Спенсером. – Генри и Спенсер в недоумении воззрились на нее. – Можете еще поболтать о спорте, – предложила она, и не успели они возразить, оставила их один на один.

На кухне Хейзл чувствует невероятное облегчение. Чтобы успокоиться, она, как и обещала, решает приготовить суп. Через мгновение она уже знакома с ингредиентами супа в пакетиках. Конечно, бывает весьма полезно узнать, чего в супе больше – соли или курицы, но все-таки жаль, что производитель не удосужился разместить на яркой упаковке более исчерпывающую информацию, например, как вести себя с опасным маньяком и можно ли кормить его супом? Хотя ответ и так известен: не каждый, кто ест суп, – маньяк. Иначе жизнь была бы невыносимой.

Бояться не надо. Ведь наверняка Генри, в общем, – приличная и уважаемая человеческая особь, как и все остальные.

Стоит ли осуждать человека лишь за то, что он не может поддержать светский разговор? К тому же, он очень вежливый. И если бы она всерьез считала, что с ним что-то не так, она бы не готовила для него суп. Об этом она как-то не подумала. Тогда почему она надеется, что Спенсер совершит какой-нибудь спонтанный и решительный поступок, может, даже применит силу, тем самым гарантировав им обоим безопасность и покой? Однако, если она все-таки собирается когда-нибудь стать победительницей конкурса «Женщина года», ей стоит немедленно переключиться на что-нибудь другое.