Даже на губах повидавшего так много на своем веку профессора Ванштейна, иногда поглядывавшего на компанию своих подопечных, можно было заметить улыбку.

Прозвучали последние слова песни, гитара замолчала, а парни и девушки, радостно смеясь, поаплодировали сами себе. Гриша отложил инструмент и тоже улыбнулся. Рыженькая пятикурсница Света, симпатичная, если не обращать внимание на чересчур большой нос, встала и направилась к деревьям:

– Я попудрить носик.

Сидевший рядом здоровый, молчаливый парень Егор в смешной желтой панаме тут же вскочил:

– Я провожу.

– Обещаешь не подглядывать? – засмеялась рыженькая.

– Да ни ни! – и они скрылись в темноте.

– Далеко не уходите! – скорее для проформы крикнул им вслед старший из помощников Ванштейна (Гек).

– Глубоко не засадите! – тут же в рифму добавил Антон, достаточно громко, чтобы его услышали почти все сидевшие в кружке. Ребята рассмеялись.

Докурив сигарету, Гриша наплескал себе в пластиковый стакан. Отложил гитару и поднялся:

– Друзья, – прогремел он своим мощным голосом, – Предлагаю выпить за человека, благодаря которому была организована эта экспедиция. За человека, чье имя уже вписано в историю археологической науки золотыми буквами, но которому, и я в этом ничуть не сомневаюсь, еще предстоит сделать множество интереснейших открытий. За Вас, Яков Абрамович! – Гриша повернулся к профессору с поднятым стаканом, увидел как тот благосклонно кивнул, поднимая рюмку с коньяком, и одним залпом заглотил водку под одобрительный гул компании.

– Нуты могешь! – ткнул севшего на место Гришу Антон.

– А то!

Из леса в обнимку вышли Света с Егором. Девушку заметно покачивало от выпитого. Они подошли к костру, и заняли свои места в живом кругу.

Оглянувшись по сторонам, Софья наклонилась к самому уху сидевшего с левой стороны Антона и что-то заговорщицки прошептала.

Глаза Антона округлились. Он несколько секунд изумленно смотрел на девушку, а потом отчаянно закивал головой. Софья улыбнулась и поднялась со своего места.

– Ребята, – голос ее прозвучал на удивление звонко и все тут же замолчали, устремив взгляды на девушку. Даже Ванштейн со товарищи, прервали свое бурное обсуждение какой-то, по всей видимости интересовавший всех четверых, проблемы. – Я бы хотела спеть для вас, – смущенно улыбнулась Софья.

Последовала секундная пауза, а потом компания разразилась одобрительными возгласами:

– Да!

– Да, конечно!

– Спой!

– С удовольствием…

Сергей и Антон молча переглянулись.

Софья порхнула к Грише и о чем-то спросила в самое ухо. Гриша секунду поразмыслил, что-то вспоминая, потом улыбаясь сказал:

– Без проблем детка! Я могу наиграть даже «Времена года», правда тогда их никто не узнает.

Софья кивнула и повернулась к живому кругу.

Отблески костра плясали на ее прекрасном лице, отражаясь от ее бездонных глаз. Антону показалось, что воздух стал тягучим, и в нем повисло напряжение. Гришины пальцы ударили по струнам, извлекая из гитары первые аккорды проигрыша.

Пока Гриша играл вступление, Антон пытался судорожно сообразить, что же это за песня. Но понял лишь тогда, когда Софья пропела первую строчку, а после этого и до самого последнего слова, он уже не мог думать ни о чем…

– В конце тоннеля яркий свет, слепой звезды-ы…

Кристально чистый, обволакивающий с ног до головы голос разнесся по поляне. Все замерли.

– … подошвы на сухой листве. Оста-авят следы-ы.

Еще под кожей бьется пульс и надо жи-и-ить.

Софья посмотрела прямо в глаза сидевшему без движения Антону. И как много он сумел увидеть, почувствовать в этом взгляде. Сердце замерло, а внизу живота образовалась тревожная пустота. Она смотрела на него, наверное, меньше секунды. А перед тем как спела следующую строчку, закрыла глаза. Может быть, чтобы лучше прочувствовать настроение песни, а может быть, чтобы не увидеть его слез:

– Я больше может не вернусь, а может я с тобой остану-у-усь

Антон отвернулся.

– Останусь пеплом на губах

Останусь пла-а-аменем в глазах

В твоих руках дыханьем ветра-а-а

Останусь снегом на щеке

Останусь светом вдалеке

Я для тебя останусь свето-о-ом

Может быть, дело было в песне, может быть в голосе, таком чистом, пронзительном, проникающем в самое сердце, но Антон был не единственным, в чьих глазах появились слезы.

Софья продолжала петь. Щеки раскраснелись, голова чуть наклонилась в бок, пальцы теребили замок куртки. Гриша самозабвенно перебирал струны. Он был на грани экстаза. Еще никто никогда не пел под его гитару так хорошо…

– В конце тоннеля яркий свет и я иду-у

Иду по выжженной траве, по тонкому льду-у-у, а-а-а

Не плачь, я боли не боюсь,

Ее там не-е-ет.

Я больше может не вернусь,

А может я с тобой останусь.

Теперь голос набрал полную силу. Он заполнил собой всю поляну и понесся сквозь высокие ели, тревожа мохнатые колючие лапы, нырнул в ручей, растворяясь в бурном потоке, устремился к ночному небу, с которого смотрела только что родившаяся луна.

У Антона возникло ощущение, что лес подпевает ей. И это ощущение было невыносимым, оно разрывало сердце на куски.

Софья открыла глаза и снова посмотрела на него. Их взгляды снова встретились. И он понял все, еще до того как слова припева, обжигая барабанные перепонки ворвались в его затуманенный разум. Он понял все! Он вскочил на ноги, и под удивленными взглядами товарищей по экспедиции, зашагал к ручью. Он мог уйти от ее глаз, но он не мог убежать от ее голоса и этих ранящих сердце как острый нож слов припева этой дурацкой песни, долбанного саундтрека к плохонькому фильму. И слова эти настигли его:

– Останусь пеплом на губах,

Останусь пламенем в глазах

В твоих руках дыханьем ветра-а-а

Aa-aa-a

Останусь сне-егом на щеке,

Останусь светом вдалеке-е,

Я для тебя-я останусь све-ето-о-ом.

Сидящие вокруг костра забыли про Антона. Все снова смотрели на Софью. Смотрел на нее и Сергей. Обычно холодный, как далекий космос, блеск нестерпимо голубых глаз заметно потеплел, и в этот момент эти неземные глаза были красивы как никогда.

Девушка, набрав полную грудь воздуха, в третий и последний раз исполнила припев:

– Останусь пеплом на губах,