– И знаешь почему? Не время ещё.

Светоч Озёрной обители поморщился. Хотел бы он так думать. Но вчера на закате что-то очень не давало ему покоя. Может, эта неопределённость с воришками, с записями брата Фёкла, а может, эта волшебная злобная фея, что ускользала сейчас в сторону Москвы…

«И станет Лабиринт от человека».

Волновало так, что эти три металлических наконечника впились в его ладонь и порвали ветхую кожу, и кровь потекла по руке, но брат Дамиан не почувствовал боли. Его глаза были влажными не от горечи, а от бессмысленности и несоразмерности его, маленькой былинки, перед непостижимой тайной. Он смотрел в ту сторону, куда ушла лодка с гидами, на небывало яркую, кровавую зарю и видел, как три струйки крови, сползающие по ладони, соединились, растворяя его руку в непереносимой тяжести тайны этой кровавой зари, равнодушной к нему, ничтожному.

«Три вечерних зари соединятся…»

Брат Дамиан тогда отогнал эту мысль. Прав Калибан: нет никаких знаков, пусто всё.

– Знаков нет, а тебя что-то беспокоит?

Мощные руки продолжали мять шею, наполняя живительной силой высохшее тело брата Дамиана.

– Вы научили меня мыслить и никому не верить, – спокойно сказал Калибан. – В истории этих воров… она складная, всё сходится. Я приказал проверить: с дозорных башен действительно видели, как сестра Тени напала на их лодку.

– Мне это известно.

– Они не настолько глупы, как хотят казаться, но и не настолько умны, чтобы понять это. Однако если мне позволительно высказать своё мнение…

– Продолжай, верный Калибан, именно оно важно для меня.

– Лучше бы побыстрее всё закончить.

– Калибан! Ты же никогда не был кровожадным, – мягко поругал слугу брат Дамиан.

– Он не глухонемой.

Брат Дамиан подумал, наслаждаясь кровотоком в области шеи, усмехнулся:

– Ну и что?

– Там есть какой-то другой недуг. Но он не глухонемой. Они и вправду не столь глупы и понимают, что их ничтожные жизни висят на волоске. Так к чему скрывать?! Это ответ на ваш вопрос, что меня беспокоит.

«Так, мой скрытный Калибан, так. Но тебя беспокоит что-то ещё. Что ты ищешь, что хочешь понять, если узнаешь, какой недуг?!»

– Ты со мной не до конца откровенен, а, Калибан?

– Разве я давал основания так считать? – Голос слуги ровный, никаких оправдывающихся ноток.

– Нет, никогда. Это-то и тревожит. – Брат Дамиан позволил себе лукавую, но по-отечески, улыбку. А затем жёстко усмехнулся. – Что думаешь, недуг вроде твоего?

Калибан, конечно, молодец. Ничем не выдал замешательства, только руки, мнущие шею, немножко ослабли:

– Слова Светоча Озёрной обители непонятны для меня.

– Да брось! Когда кожа становится белой, как бумага. Что такие, как ты, тогда чувствуют?

И руки опять остановились. Пожалуй, впервые непроницаемая уверенность Калибана дала брешь.

– Вы знали? – Голос не дрогнул, но сделался ярче обычного.

– А как ты думал?!

Пауза, тьма за окнами.

– И?!

Руки грозной тяжестью лежат на его шее. А ведь Калибану действительно ничего не стоит сломать её. Брат Дамиан ждал. Калибан мягко надавил, но угрожающая сталь ушла из его рук, возвращая ласковое тепло. Брат Дамиан расхохотался:

– Знал, и уже давно! Вы ведь умело скрываете свой недуг. Ну, допустим, меня-то тебе провести не удалось, Калибан. Твои отлучки, хоть и всегда под разными предлогами… Но я решил, что это даже полезно: твоя феноменальная память и всё прочее. Так что успокойся, мой друг.

Руки слуги наконец вернулись к прежнему ритму.

– Ну и что, в братстве есть ещё такие? – Только голос прежним всё никак не становился.

– Насколько я знаю, нет, – просто ответил брат Дамиан. – Ваш недуг ведь считается нечестивым? Помнится, последнего такого вроде бы побили камнями? Не всем, Калибан, повезло быть личным порученцем Светоча Озёрной обители. Ну, чего ты там скис? Давай-ка усердней!

– Почему сказали только сейчас? В наших отношениях что-то меняется?

– Из-за того, что у меня свой собственный преданный белый мутант? Ты ведь мне предан, Калибан? Забудем об этом разговоре. Просто решил быть с тобой откровенным.

– Теперь не так легко забыть.

– Это не просьба, Калибан. – Усмешка брата Дамиана была холодной и властной. Но потом в его голос всё же пробралась просьба, словно Светоч Озёрной обители, даже он, как и Калибан, нуждался в защите от этого непонятного мира.

– Думаешь, Разделённые уже близко? – тихо спросил он. – Все эти голоса…

Калибан молчал. Брат Дамиан наконец скосил взгляд в своё мутное зеркало и увидел-таки глаза слуги. Они снова сделались непроницаемыми.

– Нет, – ответил Калибан. – Я так не считаю.

– Ну и хорошо, – отозвался брат Дамиан.

Хорошо, если б так было на самом деле. Если б брат Дамиан тоже так считал. Потому что эта тьма за окнами, и в ней холодные, безмолвные, но тревожные маячки. И нет ответов.

«Что ты скрываешь, Калибан? Что ты знаешь?

(И станет Лабиринт от человека.)

Я ведь не зря выдал тебе твою тайну, чуть-чуть надломил физиологию, и теперь ты сделаешь ошибку. А они для меня красноречивее любых правдивых слов. Но если бы ты знал, как же мне холодно, Калибан».

Голосов, конечно, нет. Не громче обычного. Всё остальное во взбудораженных умах. Только там, в глубине мутного зеркала, ему показалось, что он увидел лицо этой волшебной девочки, чудовищной феи, а во тьме за окнами услышал, как стонет Лабиринт.

«Он устал. Ему не хватает свежей… силы. (Крови?) И всё наше усердие находит всё более вялый отклик».

– Калибан, – вдруг очень тихо и очень вкрадчиво прошептал брат Дамиан. – А ты знаешь, как погибла семья капитана Льва?

Но непроницаемые глаза и мощные руки преданного слуги больше не выдавали своих тайн. И ещё до получения словесного ответа брат Дамиан знал, что этот ответ не важен.

Кап-кап-кап…

Фёдор сидел в углу тесной камеры и ждал. Он отметил, насколько умелым узлом ему связали руки монахи, и снова подумал, что книжные люди весьма преуспели в работе вертухаев. Высоко в окошке бледной рваной полоской плыл свет луны. Полной луны. Видимо, ждать теперь осталось недолго.

Когда-то хитроумный Одиссей смастерил огромного деревянного коня. Защитники Трои, приняв дар, сами втащили его в город. А ночью из чрева коня вышли воины. И к утру Троя пала. Только никому из хитроумных воинов не был предложен очищающий душ из капелек воды, желающих расколоть вашу голову.