– Интересно, это ты утащишь меня в ад? – спросил Лиам заплетающимся языком, чувствуя одновременно и облегчение, и опьянение, так как скотч наконец попал в кровь и весь мир вокруг закачался.

Со стороны библиотеки донесся из темноты высокий женский голос, и ему невнятно отвечал мягкий мужской. Снова блеснула молния, и Лиам увидел, что в зале он один. Кровь стучала в жилах с такой силой и яростью, что походила на удары кузнечного молота.

Неужели его запятнанная совесть начала рождать привидения?

– Отец? – позвала Рианна из библиотеки. – Это ты там ходишь?

Лиам сделал несколько шагов в сторону двери в библиотеку, но ему пришлось опереться о притолоку, чтобы не качаться.

Рианна и Джани сидели друг напротив друга за шахматной доской. Около Рианны стояла чашка ароматного чая с индийскими специями, а в камине потрескивал огонь.

Джани вскочил на ноги и отошел от стола так быстро, что походил на провинившегося негодяя. Но Рианна выглядела совершенно спокойной, она осталась сидеть и улыбалась во весь рот. Лиам любил ее так сильно, что сердце щемило.

– Чем вы занимаетесь? – Он попытался смягчить голос, но ему не удалось охладить ярость, кипящую внутри.

– Ты же знаешь, я не могу спать в бурю, – ответила Рианна и шаловливо тряхнула кудрями. – Поэтому Джани приготовил мне чай, а я учу его играть в шахматы, но он такой смешной – все время проигрывает.

– Правда? – Лиам посмотрел в большие темные глаза Джани, стоящего на другом конце библиотеки. Огонь бросал отблески на его черные волосы и на бело-золотую рубаху-курту.

Лиам провел немало вечеров, играя в шахматы с Джани, и мальчик научился играть даже лучше, чем он сам. Рейвенкрофт, сощурившись, посмотрел на мальчика, которого знал лучше, чем собственного сына. Он был одним из его страшных грехов, который всегда был при нем. Джани служил напоминанием о его проклятии, но Лиам высоко его ценил.

Ему казалось, что с годами из глаз мальчика стала исчезать ненависть. Но Джани становился мужчиной. Возможно, он научился ее скрывать? Непохоже. Потому что Джани никогда не умел прятать свои эмоции, его выдавало выразительное лицо. И сейчас его глаза виновато и беспокойно блестели.

– Вам что-нибудь нужно, лэрд? – спросил он.

Неожиданно Лиаму очень не понравилось, что его слуга и дочь находятся вдвоем в комнате поздно вечером.

– Где мисс Локхарт?

Он оглядывал комнату, стараясь, чтобы тени прекратили свой безумный танец, из-за которого его голова, переполненная виски, постоянно кружилась. Ему казалось, если он найдет в этой комнате кого-нибудь, то это будет именно его строгая гувернантка. Она часто приходила сюда. Лиам видел ее здесь, когда она просматривала названия книг и даже бормотала что-то, разговаривая с ними, как со старыми друзьями.

– Ты выглядишь занимательной, – говорила она одной, перелистывая страницы. – Но сейчас я не в настроении читать нечто столь многословное. А ты что такое? – И она брала другой том. – Книга должна стоять на месте.

Лиам, незамеченный, наблюдал, как Филомена аккуратно ставила каждую книгу на место и выравнивала корешки. Она никогда не читала в библиотеке, предпочитая оранжерею, которая смотрела на холмы, а за холмами – на море.

Мисс Локхарт была солнечным созданием. Даже воспоминание о ее голосе успокаивало Рейвенкрофта. Успокаивало и одновременно возбуждало.

– Мисс Локхарт повела укладывать в постель Эндрю, сразу после того как вы ушли, – пояснил Джани.

– Да, – подтвердила Рианна. – Он сказал, что плохо себя чувствует, и это объясняет, почему они уже дважды куда-то исчезали и я не могла их найти. Вероятно, они были внизу, на кухне, искали какое-то лекарство в аптечном ящике.

Лиам кивнул и почувствовал укол совести, потому что был слишком занят и не заметил, что его сын, возможно, заболел.

– Пойду к нему, посмотрю, как он, – пробормотал он и обвел оценивающим взглядом уютную и интимную обстановку в комнате: потрескивающий огонь в камине, приглушенное освещение, ароматный чай и сияющий взгляд Джани, когда тот смотрел на Рианну.

– Надеюсь, вы не будете долго засиживаться, – сказал он без нажима. – Я пришлю к вам мисс Локхарт, чтобы составить вам компанию.

И чтобы они не слишком долго оставались вдвоем.

– Мы можем больше не играть, если вы так хотите, – тут же ответил Джани.

– Нет! – запротестовала Рианна. – Ты не хочешь больше играть, потому что проигрываешь. Мисс Локхарт говорит, что нельзя научиться, если не доведешь дело до конца. Сядь и прими свое поражение как мужчина.

Но Джани продолжал стоять. Он смотрел только на Лиама в ожидании приказа. Как всегда, почтительный и преданный. Подозрительность Лиама растаяла, уступив место грубоватому чувству привязанности. Он прокашлялся, про себя проклиная то, что виски всегда вытаскивало на поверхность эмоции, бурлившие внутри, и тогда они грозили затопить все вокруг.

– Не обижай его, nighean. – Лиам попытался улыбнуться дочери.

– Ха, вот уж нет! – и она указала Джани на его место. – Я задам ему настоящую трепку, вот увидишь!

Лиам отвернулся и подумал угрюмо, что ни один человек на свете не смотрел на него с такой нежностью и терпением, какое было на юном лице Джани, освещенном огнем камина, когда тот смотрел на Рианну.

Озабоченность состоянием Эндрю привела Лиама сначала на парадную лестницу, а потом в западное крыло дома, где были спальни его семьи. И где жила его гувернантка. Он приостановился около ее закрытых дверей. Из-под них виднелся слабый свет свечи. Лиам в который раз подумал, что она делает, когда находится одна в своей комнате. Он представлял, как она распускает волосы и расчесывает их медленными вдумчивыми движениями. Или, возможно, она принимает ванну, намыливает свою белую кожу, плечи, груди и белоснежные бедра. И между ног тоже. Перебирает пальцами мягкие рыжеватые завитки, немного темнее, чем волосы на голове, и скользит внутрь нежных складок…

Лиам издал хрип, когда похоть заставила напрячься мускулы ниже пояса, погнала туда кровь, и он скрипнул зубами, почувствовав, как вздулось у него под килтом.

Нет, сейчас не время для этого. И никогда не будет. Особенно в отношении этой женщины.

Покои Эндрю находились через три двери от комнаты гувернантки. Лиам постучал в надежде, что сын еще не спит. Когда ответа не последовало, он открыл дверь.

– Эндрю?

Его голос одиноко прозвучал в темноте комнаты. Лиам вошел и быстро осмотрел смятые простыни на пустой кровати сына.

Резкий вдох сопровождал пароксизм подозрительности, возникшей без всякой логики. Лиам постарался избавиться от нее, но она внедрилась в мозг, как если бы острый конец ледоруба вогнали туда с огромной силой, отчего Лиам даже поморщился.

С того дня в винокурне, когда бочка со скотчем… скатилась, Эндрю и его прелестная гувернантка стали очень близки. Они думали, Лиам не замечает, как они обмениваются взглядами. Та теплая улыбка, которая трогала нежные губы Филомены, и как она подмигивала его сыну вызывало у него беспокойные и неуместные мысли. Он подозревал, что его раздражает явная привязанность, возникшая между ними. Из-за того, что между Лиамом и его сыном не было близости, а между ним и Филоменой отношения складывались напряженно, то, с какой легкостью общались между собой Эндрю и гувернантка в течение последних дней, не могло не вызывать зависти.