Дверь со скрипом отворилась, и я увидел на пороге темный силуэт. Мгновение он закрывал собой весь проход, потом шаркнула обувь, зашелестела одежда. Я с опозданием понял, что человек на ощупь проверяет, цела ли лампочка, и приставил ствол к его спине в ту же секунду, когда свет вспыхнул снова.

Он стоял на две ступени выше меня, и потому показался особенно высоким. Ствол пистолета, соответственно, пришелся не в спину, как мне показалось, а на поясницу, перетянутую толстым кожаным ремнем с подвешенной к ней укороченной кобурой.

– Не оборачивайся, – предупредил я и совершил первую ошибку. Вместо того, чтобы развернуть громилу лицом к подвалу и подняться выше его, я стал снимать с его плеча "калашников" с укороченным стволом. Ремень зацепился за лямку амуниции, и я переключил все внимание на нее. Громила, не видя меня, легко определил мои габариты и, стремительно развернувшись, отбил мою руку с пистолетом в сторону. Он ударил плафоном, который все еще держал в руке. Раздался звон битого стекла, острая боль обожгла запястье, но пистолет я удержал. Второй удар ногой сбросил меня вниз. Я грохнулся спиной на ступени, поехал вниз, с ужасом глядя, как громила поднимает автомат и передергивает затвор. Я опередил его на долю секунды. Стрелять было неудобно – пулю пришлось посылать между собственных ног, и промах стоил бы мне жизни. Я даже не обратил внимание на тихий хлопок и не был бы уверен в том, что выстрелил, если бы громила не согнулся пополам. Автомат выпал из его рук и заскользил ко мне. Я вскочил на ноги, не опуская пистолета, поднялся на несколько ступенек, готовый добить бандита, но человек лежал лицом вниз на осколках плафона уже без движения.

Плохая работа, сказал я себе мысленно, так нельзя. Он едва не отправил меня на тот свет. Наверное, от долгого лежания в гробу мозги стали неважно соображать.

Я попытался вытащить тело наверх, но это было непросто сделать, и на это ушла бы уйма времени. Отволочь его вниз было намного проще, к тому же у меня появилась идея.

Я затащил громилу в подвал, снял с него ремень и портупею, после чего неимоверными усилиями взвалил его на себя, выпрямился и опустил труп в гроб. Еще минута у меня ушла на то, чтобы выровнять его ноги, сложить руки на груди и зачесать челку на лоб, как делал я перед "воскрешением". Большое красное пятно на груди несколько портило антураж, но в целом, если не присматриваться, этот покойник вполне мог заменить меня. Пакет с наркотиком, который я прихватил с собой, я затолкал в штаны охраннику. Теперь труп вместе с порошком представлял из себя уже не просто улику, а бомбу замедленного действия. Прикрыл гроб крышкой, перекрестился и надел на себя амуницию.

Надо было уходить отсюда, и чем быстрее, тем лучше. Я сгреб ногой осколки стекла, чтобы они не хрустели под ногами и не привлекали внимания, и опять вывернул лампочку. Будет лучше, если лужу крови заметят только утром.

Дверь пришлось открывать медленно, чтобы она не скрипнула. Вдохнул всей грудью, и меня повело от чистого воздуха, пахнущего мокрой свежей травой и цветами. По листьям близлежащего кустарника тарабанил тихий дождь. В белом свете фонаря, стоящего под разлапистой елью, они отливали серебром. Стояла глубокая теплая ночь.

Я ушел в тень кустов, и от прикосновения к мокрым ветвям вздрогнул. Несколько капель попало мне за ворот куртки. Я сидел на корточках и смотрел во все стороны. От гаража, в подвале которого я только что был, вглубь парка вела асфальтовая дорожка, в лужах отражались фонари, стоящие по обе стороны. Чуть подальше от гаража стояла "Газель" с выключенными фонарями и темной кабиной. Было совершенно тихо, и мне казалось, что поблизости от меня никого нет.

Не выпрямляясь, я перешел под дерево. Мокрая трава газона засвистела под подошвами моих ботинок. Пришлось идти, высоко поднимая ноги.

Из-под дерева я видел дальнее окончание асфальтовой дорожки. Она, полого опускаясь, упиралась в узкий, взмывающий вверх подобно ракете, трехэтажный особняк. Окна на всех этажах светились разными цветными пятнами. С фасадной стороны под полукруглым окном, закрытым витражным стеклом с изображением черного цветка, прилепился маленький балкончик, украшенный витиеватыми перилами из чугунной ковки. Вход в особняк находился в глубокой овальной нише, которую предваряли многогранные колонны, украшенные сверху крупными цветками из черного металла. У самых дверей, на мраморном полу, лежали два коричневых ротвейлера, положив тяжелые тупоносые головы на передние лапы. Дождь загнал псов в укрытие, и они предпочли нести службу в сухом месте.

Краем глаза я заметил слабое движение. Перед особняком, посреди цветочной клумбы, возвышался металлический шест, напоминающий флагшток. Метрах в четырех над землей к шесту была приварена полочка, на ней – телекамера. Аппарат, сверкая оптикой, медленно крутился на оси из стороны в сторону. Все ясно, со стороны фасада к особняку незамеченным не подойдешь. Впрочем, такие же штучки наверняка установлены с торцов и тыла дома, и кто-то из охранки сидит сейчас перед мониторами и не сводит глаз с экранов.

Я потуже затянул на груди ремень автомата, прижимая оружие к спине. Теперь он не будет бить по позвоночнику и звякать карабинами, если придется немного побегать. А побегать, видимо, придется.

Посмотрел на гараж. Дверь оставалась в том же положении, в каком я ее оставил: косая тень все так же рубила ее по диагонали. Доклад хозяину о покойнике вместо порошка, надо понимать, затянулся.

Дождь пошел сильнее, зашумел по листве, вздулся пузырями на асфальте. Я машинально поднял уже намокший воротник куртки, привстал и, делая большие шаги, устремился к "Газели". Скошенная кабина быстро надвигалась на меня. Я не сводил глаз с темных стекол. На сидениях мог спать водитель.

Я заглянул в кабину, убедившись, что она пуста, присел у колес машины и потянул ручку двери. С щелчком она открылась, и на меня пахнуло теплым запахом бензина, смазки и металла. Перевести рычаг передач в нейтральное положение и отпустить стояночный тормоз – дело трех секунд.

Прикрыл дверь. Захлопывать ее на замок не стал – от этого звука стекла бы в особняке задрожали. Положил ладони на левую фару, поднатужился, и "Газель" беззвучно тронулась с места. Главное теперь – не перестараться, не разогнать ее до такой скорости, какая показалась бы неестественной.

Необходимости толкать машину больше не было. Теперь она сама катилась под уклон, приближаясь к особняку. Фургон закрывал меня от стеклянного глаза телекамеры. Маленькие