- Возможно. - Прет промокнул рот салфеткой, стряхнул с колен крошки и дочерей, встал из-за стола. - Хотя, по состоянию на сегодняшнее утро, тебе не поступало никаких посланий ни коринфской, ни нашей почтой, а твоя матушка поклялась нашему посыльному, что оба ее сына погибли. Между прочим, Полиид исчез не откуда-нибудь, а из царских застенков - Эвримеда приговорила его к смерти за жульничество, обман, вероломные советы и государственную измену. Доброе утро.

Царицу забавляло мое замешательство. Вскочив на ноги, я заявил, что суждения моей матушки, без сомнения, оказались ущербны из-за неожиданной утраты мужа и сына и моего собственного кажущегося дезертирства (каковым явно и объясняется то, что она причислила меня к мертвым); мало того, сам Полиид часто указывал нам, что истинное оборотничество напоминает жульничество, как беллетристический вымысел напоминает ложь. Если я должен пока управляться без его советов, пусть так оно и будет, заявил я, совсем не уверенный, что сумею с этим справиться; если мой образ действия был ошибочным или преданный мне Полиид оказался не на своем месте, я доверю самой Афине исправить и поддержать меня советом и заменить моего мертвого единоутробного брата живым единокровным. Слезы, на глаза мне навернулись слезы - при мысли, которая не приходила мне в голову, пока я не услышал, как сам ее произношу: что сладкокрылый Пегас пребывал со мной в таких же, скажем, отношениях, что и Де-Де; так и подмывало сказать, что он - его неубиенный дух. Вдохновение сделало меня красноречивым - и безрассудным. Так или иначе, поклялся я, я окажусь в легендарном седле до означенного срока, а если нет, то поступлю в их распоряжение и они вольны будут делать со мной что сочтут нужным (на свой собственный, конечно, страх и риск). Прет извинился, что меня подзуживал, и прошествовал в тронную комнату, Антея хмыкнула, чтобы принесли кофе. Я ретировался в храм - попоститься да поразмышлять весь день-деньской над плохими новостями и своей опрометчивой смелостью.

Голодные сумерки, крепкий сон и хрупкие образы, впервые в натуральном цвете: семужно-розовый Пегас пасся среди голубей в мощеном дворике; не до конца белая Мудрость сурово протягивала мне свободный конец опоясывавшей ее золотой уздечки и бесшумно шевелила, давая указания, губами. Я в него вцепился, она покачала незанятым пальцем, я напрягся, пытаясь понять, что она имеет в виду, держал крепко, но на узел не посягал. Развязала его со словами "Я сама" присевшая в одной ночной рубашке на край моей постели Антея. Я не мешал, вскрикнув только: "Моя мечта!"

- Мой герой, - бесстрастно откликнулась она. - Продолжим.

В животе у меня заурчало.

- Вы не понимаете.

- Так втолкуй мне. - Царица прилегла, опершись на локоток. - Мы же в храме Мудрости, не так ли?

- Видите ли, Ваше Величество… - От недоедания у меня кружилась голова.

- Смотри сам, Беллерофон. Я - здешняя царица, не забыл? Как ты думаешь, каково мне вот так к тебе прийти? - Я обуздал свое нетерпение и досаду, попытался объяснить, что моя реакция не имела никакого отношения лично к ней. - Не растравляй рану, - прервала она, - на самом деле то, что я здесь, тоже не имеет никакого личного отношения к тебе. - Она уселась и запахнулась. - Так ли, иначе ли - плевать я на тебя хотела, но я хочу того, что у тебя под туникой, - и хочу этого немедленно.

Я заметил, что даже если бы и намеревался нарушить законы гостеприимства, как когда-то сделал с Данаей Прет, ни у меня, ни у любого другого мужчины по заказу не встает.

- Оправдания, - определила Антея. - Наверное, я для тебя недостаточно женственна? Недостаточно соблазнительна? Ну так в жопу Женственность. В жопу Соблазнительность. Давай!

Я взмолился по крайней мере о минуте-другой, чтобы собраться.

- Ненавижу, - сказала Антея. - Мужчина всегда может понудить женщину, а женщине никогда его не понудить. В жопу Природу. В жопу Прета. Тебя в жопу.

- Если таковы ваши чувства, - спросил я, - зачем нам вообще заниматься любовью?

Чуть успокоившись, словно на самом деле объяснение приносило ей такое же облегчение, как и мне, она объявила, что воплощена с ошибкой: ее героический дух попался в капкан женской стати. В девичестве, сказала она, взяв за образец Артемиду, она считала ниже своего достоинства пассивные женские занятия - в отличие от охоты, верховой езды, борьбы; на самом деле объектом ее честолюбивых желаний было стать легендарным героем; она распекала свою мать за то, что та не вступила, дабы обеспечить ее подходящим отцовством, во внебрачную связь с кем-либо из попавшихся ей по дороге богов, однако обожала отца, царя Иобата, и разъезжала повсюду вместе с ним, не остановившись даже перед тем, чтобы переодеться юношей для участия в одной из его бесконечных кампаний против солимов. Их рота захватила крохотный городишко, скучно разграбила и сожгла его, придав мечу всех, кроме женщин помоложе, которых после изнасилования обратили в рабство. Потрясенная Антея бежала; пробираясь на перекладных в сторону дома, она, все еще переодетая, случайно столкнулась с юным царевичем, направлявшимся в Ликию на поиски военной помощи от Иобата, и согласилась показать ему дорогу. По пути у нее началась менструация; чтобы чем-то оправдать свои колики и частое исчезновение в кустах, ей пришлось сослаться на понос. Опасаясь какого-то подвоха, ее спутник проследил за ней, обнаружил, что она - женщина, и тут же на нее набросился; добрых полчаса они, сцепившись, катались по земле, потом он положил ее на лопатки, связал, лишил девственности и отправился своей дорогой к ликийскому двору. Она появилась там назавтра, Иобат днем позже. Проситель, Прет, узнал свою жертву и решил, что его казнят. Вместо этого Антея вышла за него замуж.

- Так как я не могла быть героем, - рассказывала она мне, - я надумала стать женой героя. На бумаге Прет казался достаточно многообещающим: не полубог, но засвидетельствованный царевич-изгнанник, собирающийся востребовать назад законно ему причитающееся царство, и т. д. К тому времени, когда мне стало ясно, что он никогда не сделает этого как легендарная личность, я уже родила ему троих детей и потеряла свой собственный стержень - слишком поздно посылать вас к черту и начинать заново. Я даже люблю его, хочешь верь, хочешь не верь, как бы ни презирала за историю с изнасилованием. Он такой же, как говорится, пленник своей роли, как и я своей, и т. д. Но если я не могу быть женой героя, я, черт возьми, готова сделать все от меня зависящее, чтобы стать матерью героя, а так как он, похоже, не способен выдать на-гора даже простого смертного сына, я прицениваюсь на стороне. Ты не можешь себе представить, до чего я доходила в попытках подвигнуть Зевса или Посейдона провести со мною ночь, - очевидно, у Данаи и компании есть нечто, чего нет у меня. Но теперь я уже смирилась и не гонюсь за Олимпом: если я не могу добыть, чтобы он меня обслужил, бога, меня обслужит полубог. Давай.

Я отвечал:

- Поверьте, я сочувствую вашей истории, сударыня. Ей-богу. Но, как вам ведомо, только боги всякий раз награждают смертных женщин героями. У простого же полубога вроде меня, если вы по-матерински взыскуете полубога, шанс на это не превосходит пятидесяти процентов.