жила у Дмитрия, там же, пока не освободится место в общежитии, поселилась Вика, его, майора, племянница. Есть ли между ней и пасынком какие-то отношения, Леонид Петрович даже думать не хотел, как и то, что, возможно, они там все втроём в одной кровати спят.

Следователь Нестерова заботила его совсем по другой причине. Несмотря на то, что снова возникло подозрение в убийстве, причём серьёзное, следственный комитет забирать обратно дело не спешил. Полиции предложили сначала самостоятельно определить, насильственные действия это, или семейное хобби-суицид, а как тут определить, если на весь отдел полиции только два следователя, и те завалены работой по макушку.

Один из следков как мысли читал — заглянул в кабинет.

— Лёня, не справляемся, четыре кражи за неделю, — сказал он. — Дай мне человека в помощь.

— Кого?

— Да хоть Сомова. Он сейчас на третьем курсе юрфака? Вот, практика ему будет. Так я готовлю приказ?

Леонид Петрович кивнул, сложил из копии угрозы самолётик, запустил в противоположную стену. Бумажный планер взмыл к потолку, развернулся, и тюкнул портрет президента, висящий над столом, в левый глаз.

Дмитрий Куприн об угрозе дочери Нефёдова знал не понаслышке. Записку нашли перед завтраком, когда он смену заканчивал. По словам женщины, она проснулась, почувствовала под головой что-то шуршащее, и сначала даже не поняла, что это. А когда поняла, это уже по словам дежурной медсестры, заорала так, что сбежалось всё отделение. Бумажку передавали из рук в руки, так что, когда приехала полиция, об отпечатках думать было уже поздно, послание через два десятка рук прошло, хорошо хоть буквы, которые отклеились, с пола собрали. Почти все. Правда, без двух букв смысл надписи получался другой, но этим никто не обманулся. Нефёдова даже немного успокоилась, нотариуса вызвала и составила завещание, хотя чего тут составлять, наследница всех семейных богатств одна была — Майя Кудельман.

— Она их и пришила, — Димка с Вадиком сидели на скамейке неподалёку от отдела полиции, прапорщик, а теперь ещё и помощник следователя, с завистью смотрел на приятеля, потягивающего пиво. — Смотри, всё сходится, доступ к лекарствам у неё был, знания необходимые — тоже, деда отравила, дядю родного вместе с ним, отец узнал — с горя повесился. Ну и тётке бумажку подбросила, она же на том же этаже работает, только в другом корпусе.

— Ну и что на это твоё начальство сказало? — Дима вздохнул, пиво было холодное, вкусное, и быстро закончилось. В пакете лежали ещё три банки, но доставать новую и окончательно загнать товарища в депрессию он не хотел.

— Что бред несу, — прапорщик поморщился. — У Кудельмана на теле отметины обнаружили, и решили, что это следы борьбы. Но дверь-то он сам открыл, впустил гостя, а кого он ещё в этом городе знает, кроме собственной дочери?

— Да дофига кого, он же здесь жил. Вон, Чурова знает, и дочку его, у них роман был.

— Погоди, — Вадик достал из кармана блокнот и ручку, — у этой, которая из мэрии?

— Зинаида Петровна.

— Ну да. Димас, я бы тебя расцеловал, но лучше для Вики нежности приберегу. Значит, Зина эта была любовницей Кудельмана. Может, она беременна, и их ребёнку всё достанется? Интересно, Чуров замешан? Он ведь судмедэксперт, что напишет, то и пойдёт в дело.

— Вот и выясни, — Димка встал. — Кстати, Вика в общежитие заселится только осенью, а здесь ей минимум месяц ошиваться, пока документы не оформит. Может, к себе её заберёшь? А то когда ты ко мне в дом пробираешься, я не только всё слышу, но и вижу, камера-то на проходе стоит.

— Вот ты параноик, — Вадик огорчился. — Слушай, я думал, тёлка тупая, кроме как фотки выкладывать ничего не умеет, а она, оказывается, умная. Мнение у неё своё по разным вещам, причём обосновать может, ещё иногда так пошутит, аж живот надорвёшь, и не бабские шутки, а нормальные, про спорт там или политику. Это же классно, когда не только потрахаться, но и поговорить можно.

— Вадя, ты уже задолбал с ней каждую ночь разговаривать. У меня теперь не дом, а проходной двор, хорошо хоть туалетов отец понатыкал, как будто диареей страдал, а то в очереди на унитаз бы стояли. Так чего, отдаю тебе дальнюю родственницу. Забираешь? У тебя же вроде комната своя.

— Да не могу я сейчас, — прапорщик вздохнул тяжело, — у сеструхи новый хахаль, мамахен с отцом собачатся, он опять бухать начал, ей говорит, что на работе вроде как неприятности. Я с его начальством перетёр, они только руками разводят, мол, там личные проблемы. Этот придурок старый бабу себе нашёл в бухгалтерии на двенадцать лет моложе, разведёнку с прицепом, и теперь отвязаться от неё не может. Сам понимаешь, привести туда Вику — это значит остаться без неё. Димыч.

— Ась?

— Дай я у тебя что ли комнату сниму. Вон хоромы какие, десятку в месяц я готов платить.

— Вадик, ты дурак? — Димка покачал головой.

— А чего, нормальная цена.

— Ты меня за кого держишь? Мы ведь с тобой с первого класса дружим, если я с тебя бабки возьму, как думаешь, долго дружба наша продлится? Раз такие проблемы, чего молчал, перекантуешься у меня, пока она не свалит, или у тебя не образуется. Но давай сразу договоримся — у меня личная жизнь вроде как налаживается.

— Ага, со следаком, — Вадик похлопал Димку по плечу, — спасибо, братан, я всё понимаю. Будем тише воды. Ты сейчас куда?

По-хорошему, Димке надо было поспать — два часа, перехваченных в ординаторской, организм не восстанавливали от слова совсем. Но вместо этого через сорок минут ему предстояли занятия в мотошколе. Соболев, то есть он в мире Соболева, вроде как определился, и мотоцикл отодвинулся на второй, а то и третий план, а здесь он, Дмитрий Куприн, втянулся. Скутер, он ведь по сравнению с настоящим байком, как табуретка против мощного мускулистого жеребца каких-нибудь алхетинских кровей. В случае Димки — самурайских. Старенький Кавасаки ждал своего часа в гараже, на нём Куприн выезжал только ранним утром и только туда, где не было почти никакого дорожного движения, разгоняясь в лучшем случае до восьмидесяти. А мог бы и до двухсот, стоило крутануть ручку газа, чтобы форсированные триста кубиков заработали на полную мощность.

Площадка автошколы, где будущие байкеры рассекали между расставленными на асфальте оранжевыми конусами, была в двух шагах — буквально, через забор от городского отдела полиции. Сюда приезжали и на своих двоих, и на скутерах, как Димка, и на крутых внедорожниках, люди объединялись одной целью, и социальные различия