Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я помню ее приезд в Москву осенью 1989 года.... - Sergey Nikolaevich | Facebook,"Я помню ее приезд в Москву осенью 1989 года. Накрахмаленная белоснежная кофточка, твидовый пиджак внакидку, туфли на невысоком каблуке, иссечённое морщинами напудренное лицо. Взгляд - бритва. Жила в гостинице «Украина», где каждое утро ее поджидали после завтрака телевизионщики и журналисты. Этот ажиотаж после тихой академической заводи в Принстоне Нине Николаевне Берберовой, похоже, даже нравился. Тем более улыбчивая непроницаемость делала ее абсолютно неуязвимой для любых неудобных вопросов. Она их просто не слышала или начинала импровизировать на ходу, не очень-то сообразуясь с фактами, которые, как она считала, все равно никто не знает и не узнаёт. Уж она-то об этом позаботилась. Для посмертной встречи со своими биографами она хорошо подготовилась. Большую часть писем сожгла, дневники хорошо проредила, вырывая оттуда целые страницы. Какие-то тексты переписала, черновики уничтожила. Она была истинной дочерью ХХ века, а значит, познала на собственном опыте: человек умрет, а бумажка на него все равно останется. И как назло, там обязательно будет самая горькая, самая последняя правда. Литератор и редактор Ирина Винокурова посвятила почти тридцать лет поискам этой самой правды, занимаясь биографией Берберовой. Недавно труд ее жизни «Берберова, известная и неизвестная» вышел в Асademic Studies Press каким-то смехотворным тиражом - 300 экз. Но по заверению Ивана Толстого, автора выпуска программы «Мифы и репутации» на Радио Свобода, допечатка тиража должна быть. Как известно, в своей автобиографии «Курсив мой» Берберова много чего не договаривает. Винокурова все эти прочерки и отточия не оставляет без внимания. Приводит факты, сопоставляет даты, открывает имена… Например, на страницах «Курсива» явно затерялся второй муж Берберовой - арт-дилер Николай Макеев, с которым она прожила десять вполне себе счастливых лет, а потом как-то плохо с ним рассталась. Куда он делся? Почему? У Берберовой на этот счёт несколько туманных строк, ничего не проясняющих, а ещё только больше запутывающих. Легко предположить, что спившийся Николай Макеев, который окончил свои дни в доме для престарелых, как-то не очень вписывался в первый ряд классиков, на который претендовала Нина Николаевна, предпочитавшая остаться в истории скорее разведённой женой Ходасевича, чем вдовой никому неизвестного Макеева. Но пытливая Винокурова выяснила и причину разрыва. Как оказалось, ею стала женщина, француженка Нина Журно, с которой Берберова много лет была близка и даже посвятила ей пьесу «Маленькая женщина». Свою бисексуальность Нина Николаевна предпочитала от чужих взглядов скрывать. А перед смертью все следы своей французский подруги тщательно выскребла, так что никаких улик не осталось. А вот с ее коллаборационизмом во время Второй Мировой войны дела обстоят гораздо сложнее. Опять же никаких свидетельств нет: ни одной строчки в пронацистких изданиях за шесть лет войны Берберова не напечатала, ни в каких фашистких или вишистких ведомствах не служила. И тем не менее недобрая слава коллаборантки, сторонницы гитлеровской интервенции в СССР, за ней закрепилась надолго. Винокурова доказывает, что этой репутацией она обязана правому крылу русский эмиграции и прежде всего Ивану Алексеевичу Бунину, который не мог ей простить колючих рецензий на свои рассказы, а ещё больше — нежной дружбы с его бывшей возлюбленной Галиной Кузнецовой. Под вал ложных обвинений и клеветы попал и несчастный Николай Макеев, который от горя спился. Сама Берберова была вынуждена уехать в Америку, где в 1975 году ее настигла статья «Сотрудники Гитлера», вышедшая в «Новом русском слове». Опять же там не было ни слова правды, но нервы она потрепала Нине Николаевне изрядно. Ещё больше всех раззадорил выход ее книги «Курсив мой». Парижская эмиграция во главе с Глебом Струве сомкнула ряды, чтобы изничтожить главную обидчицу великой русской литературы. Американские слависты и эмигранты третьей волны встретили книгу Берберова долгими и продолжительными аплодисментами. Громче всех хлопал Иосиф Бродский, которого Нина не уставала превозносить как главного поэта нового времени. И он платил ей за это нежной дружбой. У неё был абсолютный слух на таланты. Есть в книге и два любовных сюжета, мимо которых не пройдёт ни один читатель. Меня, например, всегда интересовало: был ли у Берберовой роман с Владимиром Набоковым? Для красивой симметрии, конечно, ему полагалось быть в ее биографии. Но опять же, кроме экстатических восклицаний Берберовой по поводу писателя, ставшего «оправданием всей литературы изгнания», особых подтверждений не найти. Тем не менее надо совсем не знать характер Нины Николаевны, чтобы вообразить ее в роли восторженной поклонницы гения. Винокурова с календарем в руках вычисляет и даты, и встречу, и место их ужина (никакой это был не ланч, как сказано в «Курсиве моем») - дорогой эмигрантский ресторан «Медведь», куда Набоков ее пригласил. Вера в это время была ещё в Берлине. С Ходасевичем Нина как раз накануне развелась. Макеев ещё не нарисовался на горизонте. Почему нет?