когда узнает, что в Голштинию вошли датчане? Это он так, на Совете сказал, русским назвался, да Киль еще хотел оставить, а даны все забирают. Да и еще… - Елизавета замялась.

- Ты про то, что башкиры с казачками порезвились в Голштинии и людишек посекли? – показал свою осведомленность Шувалов.

- Да, перестарались, - констатировала императрица.

Большие переходы – бич русской армии. Дойти до Голштинии оказалось сложным мероприятием с немалыми санитарными потерями, армия была зла, и готова уже лучше сражаться, но не идти по всем этим немеччинам. И когда русское воинство, потеряв больше тысячи человек при переходе, пришла к границам Голштинии… ее туда не пускали. Брюммер рассчитывал, что русские просто разобьют лагерь на пограничье, даже определил русским более или менее заселенную приграничную территорию с небольшими городками и деревнями, чтобы можно было расселить часть воинства. Вот только магазины Брюммер не подготовил в нужном количестве. Шведский король и дядя Карла Петера Ульриха, Адольф Фредерик, обещал помощь, но Швеция не рискнула нарушить все тот же Абоский мир. Даже часть партии «шляпников» скооперировалась со своими политическими оппонентами из партии «колпаков» и выступили против роста напряженности. Воинственные заявления – это одно, но после ревизии шведской армии оказалось, что ее, этой армии, почитай, что и нет, даже часть офицерства после последней войны с Россией уволилась.

Изнуренная и голодная русская армия потребовала обещанный провиант и зимние квартиры, голштинцы выставили заслоны из гвардии и начали набирать ополчение. Кто начал первый стрелять, не известно, но русские самостоятельно нашли и провизию и квартиры. Только в городе Киле сохранился порядок, так как там уже был небольшой русский корпус и эскадра и эти солдаты были сыты и довольны, получив еще и от магистрата Киля серебра на постой и за сохранение спокойствия.

И теперь для наведения порядка в ввергнутую в хаос Голштинию будут вводится датские войска, а русский корпус уйдет, якобы из-за угрозы русско-датского столкновения и займет, по имеющимся тайным соглашениям Ольденбург. Идут переговоры, в которых разыгрывается карта нервного и импульсивного наследника престола Российского, что никак не хочет отдавать Голштинию. При этом подчеркивается, что императрица очень любит племянника. Поэтому Петра Федоровича нужно было убрать из поля зрения и двора и посольств, иначе игра могла бы и не случиться.

После долгих размышлений Елизаветы

… Нет, конечно, не ее, императрица в последнее время и так была чрезмерно напряжена государственными делами, в которых разбиралась, но которые занимали ее многим меньше, чем личная жизнь или жизнь двора. Поэтому решение о том, чтобы оставить Екатерину Алексеевну в Ораниенбауме, Елизавете «нашептал в ушко» канцлер Бестужев, с молчаливого согласия нового фаворита Ивана Ивановича Шувалова. Ранее же государыня думала отправить невестку с племянником, чтобы побольше трудились над зачатием будущего императора. Иван Иванович Шувалов же, понимая, что возвышается над всеми, стремился не терять головы и в малом лавировать между интересами и мнениями в другой партии – условно «бестужевской».

Сам же канцлер посчитал, что наследник начинает набирать политический вес и императрица уже смотрит на него, как на мужа, а не вьюношу неразумного. Того и глядишь, сметут Бестужева, как песок с бумаги. Канцлер был уверен, что Петр Федорович – марионетка в руках Шуваловых. Именно они пустили мальчика в свой кошелек и платят долю от дохода своей «ресторации» и сахарного заводика.

Если получится создать условия для разлада семейной жизни наследника, который, как считают при дворе, необычайно влюблен в свою жену, то получится скинуть Петра Федоровича с лестницы, ведущей на политический Олимп. Молодой человек, безусловно, полностью себя отдаст разбирательствам с женой, потеряет вес в глазах общества и императрицы, наделает ошибок. Молодая Екатерина уже создала себе репутацию «душки», причем щедрой на подарки и внимание, так что получится отличная интрига, направленная на дискредитацию наследника. В этом же поможет и мнение о Петре Федоровиче, которое еще не развенчалось, что он недоросль немецкая и руссаком быть не может, да и муж не состоятельный, ибо до сих пор не имеет любовницы, как официальной, так и тайной.

Глава 4

Южный Урал, Поволжье, Самара, Москва, Петербург.

10 апреля 1946 – 17 июля 1746 гг.

- Ваши веселые рассказы, откуда они? – спросил Миних.

- Сам придумываю, - соврал я.

- Вы, какой-то особенный, кладезь идей. Нужно срочно, хоть силой, вывозить из Голштинии Ваших учителей, Петр Федорович, если они воспитали такого умника, то это гениальные люди, - распылялся опальный фельдмаршал.

- Не льстите, Христофор Антонович, очень многое, из того, что знаю – это самообразование, - ответил я.

Мы ехали уже как две недели на Урал, а точнее в Нижний Тагил. Сколько я не пытался ускорить наше движение, получалось плохо: заметенные дороги и местами раскисшие, малое количество почтовых станций. Но хорошо, что маршрут построен был в обход крупных городов, чтобы не быть там вип-персоной провинциальных мероприятий. И такие местные балы стоило посещать, чтобы создавать себе хорошую репутацию у «глубинного» дворянства, но не в этот раз. Тот же Нижний Новгород – торгово-промышленный город и нужен для России и в некотором роде и для моих планов. Но там могут находиться старшие дети почившего Акинфея Никитича Демидова, которые оспаривают завещание своего отца, а я сторону в этом споре уже выбрал.

В свое время, будучи промышленником и, пусть и в малой степени, но занимаясь металлообработкой – для участия в военных государственных заказах, интересовался знаковыми людьми, стоявшими у истоков русской промышленности. И Демидовы, что взяли пальму первенства у Строгоновых, были одним из столпов России, так как мощь армии, устойчивость государства, счастье и благополучие населения – это экономика и чем выше она, тем больше возможностей для увеличения всех перечисленных аспектов существования общества и государства. Не повернется язык говорить о счастье народа на Урале, тем более на заводах, где рабочие жили в среднем пятнадцать лет, делали очень важное дело, чтобы улучшить экономику страны, но имели прав и возможностей еще меньше, чем крепостные крестьяне.

Вот взять те же бунты XVIII века – они, прежде всего, экономические, как и многие до и после. Кондратий Булавин, от которого люди и стали говорить «Кондратий хватит» - поднял бунт за соль в Бахмуте