Причард помахал рукой и крикнул, чтобы она шла к нему. И она пошла, с трудом передвигая ноги, как будто тащила за собой пудовые гири, а не вела на поводу послушную кобылу.

Хестер поедала глазами девушку, стоявшую на пороге кухни, и размышляла, сколько времени понадобится, чтобы прядь за прядью вырвать золотистую копну волос, собранную в прическу у Эри на голове. Кожа девушки была безупречной, но она неизбежно состарится, как это случилось с Хестер. Хестер надеялась дожить до этого. Нет, не так. Она хотела, чтобы Эрия Скотт исчезла из ее жизни гораздо быстрее. Завтра. Вчера.

– Я могу помочь вам приготовить завтрак, миссис Нун? Я бы хотела быть полезной, – сказала Эри.

– Как насчет того, чтобы подоить коров? Захваченная врасплох, Эри уставилась на Хестер:

– Подоить коров?

– Вы ведь знаете, как это сделать, не так ли?

– Нет, боюсь, что не знаю.

– Вы знаете, как сбивать масло? Готовить студень? Сажать бобы?

– Нет, я…

– Тогда какой, к черту, пользы можно от вас ожидать?

– Я ведь могу научиться этим вещам, разве нет?

– Да, можете, – произнес Бартоломью, стоявший в дверях, выходящих на заднее крыльцо. – И особой спешки здесь нет. Или есть, Хестер?

Его жена уловила угрожающую нотку в его голосе и бросила на него яростный взгляд. Будь он проклят, он снова вмешивается.

– Завтра я покажу вам, как доить коров, после того как вы оправитесь от плавания, – сказал Бартоломью Эри. Он отодвинул стул от стола, приглашая ее сесть.

– В этом нет необходимости, – вмешалась Хестер, твердо решившая больше не позволять им быть вместе. Пока Бартоломью обеспечивал ей достойные условия существования и не мешал в достижении того положения в общине, к которому она стремилась, ей было все равно, чем он занимается. Зная, как он носится со своей драгоценной честью, она не беспокоилась относительно других женщин. Но с приездом этой маленькой потаскухи, которая сидела сейчас за ее столом, все изменилось.

– Она может покормить кур и пособирать яйца, – сказала Хестер.

Бартоломью удовлетворенно улыбнулся жене, не обращая внимания на неправильно употребленное слово.

– Отлично. Ну, что у нас сегодня на завтрак?

– Есть каша, – ответила она, наливая ему чашку кофе. – Или я могу поджарить для тебя яичницу-болтунью.

– Было бы замечательно. Эри вскочила на ноги:

– Могу я вам их принести?

Нахмурив брови, Хестер мотнула головой в сторону кладовой для продуктов, находившейся между кухней и столовой:

– Они там. Хотите, чтобы я и вам поджарила несколько штук?

Эри уже открыла рот, чтобы сказать «да», как вдруг взгляд ее переместился с рассерженной женщины на кастрюлю с густой кашей из кукурузной муки, стоявшую на плите.

– Нет, спасибо, мне достаточно каши.

Эри пошла за яйцами. Хестер следила, как ее муж провожает эту девчонку взглядом, и кипела от злости. Никогда Бартоломью не смотрел на нее с таким трепетом и желанием. Даже до их женитьбы, когда он так изголодался по ее телу, что она просто ощущала его вожделение.

С той самой минуты, когда Бартоломью вернулся из Портленда, она знала, что он неравнодушен к этой жалкой уличной девке. Он же женатый мужчина! Хестер размышляла над тем, как далеко они зашли, когда несколько дней отсиживались в доме Апхема.

Если эта мисс Нахалка Скотт рассчитывала заполучить одновременно и Причарда, и Бартоломью, ей придется изменить свои планы, поскольку на этот счет у Хестер имелись собственные соображения. Девка уже получила то, что ей причитается, от Хестер Нун. Бартоломью мог сколько угодно требовать, чтобы она не вмешивалась в отношения Причарда и его невесты, но существовало много способов войти в реку, не замочив ног, и Хестер, еще когда жила дома, в горах Джорджии, освоила их все.

Днем Эри наткнулась на странное сооружение, установленное между деревьями возле амбара. Оно представляло собой крытую конструкцию из мелкой металлической сетки, в которой росли необычные растения. Пока она рассматривала свою находку, из кустов, растущих внутри, с пронзительным криком вылетела птица размером с курицу, с длинным волочащимся хвостом. Испугавшись, Эри отпрянула от клетки.

Взбудораженные суматохой, в траве засуетились другие птицы. По большей части это были коричневые, ничем не примечательные курочки, но самцы выглядели просто великолепно. Они были почти три фута в длину – от клюва до самого кончика остроконечного, с поперечными полосами хвоста, цвет их оперения был рыжевато-коричневый, бока испещрены золотистыми крапинками, а брюшко казалось иссиня-черным. Их черные головки отливали то изумрудно-зеленым, то темно-синим цветом, в зависимости от того, под каким углом на них падали солнечные лучи. Вокруг глаз располагались сверкающие красные пятна, а шею украшало ожерелье из белых перьев. Это были фазаны Бартоломью. Экзотические, как их родной Китай, изысканные, как цветные витражи в кафедральном соборе, они были поистине великолепны.

– Вам нравятся мои фазаны?

Эри снова вздрогнула от неожиданности:

– Бартоломью!

Он стоял в нескольких шагах позади нее, лениво привалившись плечом к ольхе, и на его губах играла теплая и дружественная улыбка, чем-то напоминающая ей освещенные солнцем фиалки, растущие у его ног.

– Они прекрасны, – сказала она. – Самые поразительные птицы, которых я когда-либо видела.

На плече у него восседала еще одна птица, почти такая же диковинная и колоритная, как фазаны.

Проследив за направлением ее восхищенного взгляда, он сказал:

– Это Арлекин, рогатый топорик. Они зимуют на скалах у побережья вместе с хохолковыми топориками. Я. думаю, этот приятель налетел на прожектор маяка. И с тех пор как я вылечил ему сломанное крыло, он повсюду следует за мной, как будто я его мать.

– Сломанное крыло? О бедная маленькая птичка! Арлекин опасливо покосился на нее, когда она протянула руку, чтобы погладить его.

– Собственно, крыло зажило нормально, – сказал Бартоломью. – Не сегодня-завтра, он улетит, чтобы присоединиться к весенней миграции его родичей.

Топорик уклонился от ее прикосновения, пододвинувшись ближе к голове Бартоломью и слегка клюнув его в воротник.

– Но он же ваш любимец. Разве вы не можете оставить его?

– Он – дитя дикой природы, Эри, рожденный, чтобы летать, где хочет.

Эри смотрела, как птица любовно пощипывала мочку уха Бартоломью.

– Но он же выглядит таким довольным с вами!

– Да, и это меня беспокоит. Я слишком уж нянчился с ним. Если он не улетит во время перелета и останется здесь, то превратится в калеку – уже не нормальный топорик, но еще и не человек. Ему лучше умереть в таком случае.