с серьезным видом наблюдал, как мой брат лежит на ступеньках и разговаривает сам с собой. Потом, не сказав Мо ни слова, брат спустился с лестницы, развернулся и опять побежал вверх со всех ног. Мо бросился следом и обогнал моего брата на самом верху – брат споткнулся о него и снова упал. Бабушка вышла в холл и осведомилась:

– Все падаешь, дорогой?

Мо важно спустился и пошел за бабушкой на кухню, где она подала ему блюдо из клубники, а брат остался лежать, просунув голову между стойками лестницы. Он лежал там и стонал до тех пор, пока не пришла мама.

В конце концов бабушка сломила дух гордого кота Мо. Сначала она повязала ему на шею ленточку; а через некоторое время прикрепила к ленточке и колокольчик. Мне она сказала, что с колокольчиком Мо станет отличным сторожевым котом. Он и сам предпочитал проверять гостей, ни один не проходил мимо него незамеченным, а когда он гулял по дому и окрестностям, особенно по ночам, бабушка, услышав колокольчик, была бы готова встретить грабителей – с тех пор, как к ней пробрался ночью Ник, чтобы попрыгать на ее животе – бабушка все равно спала очень чутко. Возможно, план бы и сработал, согласно пожеланиям бабушки, однако, к сожалению, с Мо случился истерический припадок – каждый раз, когда он пытался заснуть, его будил звон колокольчика.

Когда Мо умер, бабушка очень расстроилась.

– С ним в доме мне всегда было спокойнее, – задумчиво проговорила она. – Гораздо спокойнее, чем с твоим дедушкой.

Возможно, все из-за машины

Может, все случилось из-за машины. Или из-за прогнившего дерева в саду, или ванна снова протекла, или белье из прачечной запаздывало, или мысль о гамбургерах, которые опять будут сегодня на ужин, или меня, в конце концов, доконал вопрос студентки моего мужа, которая, невинно распахнув глаза, поинтересовалась:

– Как продвигается ваша картина?

Когда я ответила, что в последний раз касалась красок лет двадцать назад, приводя в порядок деревянные шезлонги, чтобы поставить их на лужайку за домом, девица удивленно нахмурилась и проговорила:

– Но я думала, вы пишете картины.

– Я пишу книги – наверное, я писатель, – слегка натянуто сообщила я.

– Забавно, – хмыкнула она. – Я всегда думала, что вы художник. О чем вы пишете?

– Я должна быть писательницей? – уточнила я вечером у мужа.

– Что? – переспросил он.

– Я сказала: я должна быть писательницей?

– Наверное, да, – ответил он.

– Как так? Я-то думала, что должна быть художником.

– Я ни слова не понимаю из того, что ты говоришь, – посетовал он. – Ужин скоро?

Машина у нас новая. Английский кабриолет-малютка, черный, легкий и симпатичный. Дети сразу назвали его Торо, потому что у него на руле изображен бык. Сегодня вечером я бы предпочла покататься на Торо, а не готовить гамбургеры. Оставив мужа сидеть в гостиной и читать вечернюю газету, я вышла на кухню, села на высокую табуретку в углу и посмотрела на Торо, припаркованного на подъездной дорожке. Моя дочь сломала молнию в юбке. Посаженный у крыльца розовый куст явно не собирался расти. «Я писатель, – сказала я себе, сидя в углу на кухне. – Я писатель – сижу здесь, жарю гамбургеры». Собака опять спустилась к ручью и каталась там в грязи.

Из нескольких тысяч музыкальных пластинок, которые хранятся в нашем доме, мне принадлежат ровно две. На одной – записи разных песен и мелодий, какие играют автоматы в кафе и ресторанах. На другой – музыка с корриды. Я одолжила у детей проигрыватель, принесла его на кухню, взяла две пластинки и поставила ту, на которой каллиопа высвистывает «Закоулки Нью-Йорка».

– Мама опять с ума сходит, – сообщил мой старший сын отцу в гостиной. – Интересно, что она выкинет на этот раз.

– Все в этом мире, – рассеянно ответил мой муж, – либо правда, либо ложь, либо фантазии твоей матери.

– Жаль, что она не включила музыку для корриды, – сказал мой сын. – Эта каллиопа меня бесит.

– Когда она в прошлый раз слушала музыку с боя быков, мы четыре дня подряд ели на ужин овощной суп, – напомнил мой муж.

– Водил бы ты нас на ужин в ресторан, и почаще – прозрачно намекнул сын.

– Обычно, наслушавшись мелодий из музыкальных автоматов, она убирается в бельевом шкафу, а иногда читает письма, которые я писал ей, когда мы учились в колледже, – голос мужа дрогнул.

– Лучше бы она включила музыку для корриды, – повторил сын.

Я слезла с табуретки и пошла в гостиную.

– Послушайте, – заявила я, – я писатель или домохозяйка средних лет?

– О боже, – проговорил сын, а муж ответил: – Писатель, дорогая. Ты писатель.

– Вот именно, – подтвердил сын.

Я вышла через заднюю дверь, спустилась по ступенькам и села в Торо. Я видела, как муж и сын смотрят на меня из окна гостиной, а дочь открыла окно своей комнаты на втором этаже и крикнула:

– Ты куда-то собралась? Подожди минутку, я надену другую юбку и пойду с тобой.

– Ты останешься дома и приготовишь гамбургеры, – отрезала я. – В морозилке найдешь мороженое на десерт.

– Куда ты едешь? – поинтересовалась дочь.

– Куда подальше. Наверное, отправлюсь на запад и буду сражаться с индейцами.

– Опять? – удивилась она. – Я думала, ты слушаешь музыкальные автоматы.

– Когда-нибудь ты снова услышишь обо мне, – пообещала я. – Я буду стоять за стойкой бара в Сингапуре, или продавать газеты на перекрестке улиц в Алжире, или, может быть, через много лет к тебе подойдет маленькая старушка, посмотрит в лицо и спросит, помнишь ли ты свою мать, и это буду я.

– А-а-а, – зевнула дочь. – Что ж, желаю приятно провести время.

Выехав задом с подъездной дорожки, я развернулась и поехала прочь из города. Было полшестого вечера, стояла теплая погода, а проселочная дорога петляла среди свежей зелени. «Я писатель, – строго говорила я себе, – я не из тех, кто всего лишь готовит, убирает и чинит молнии. Я бегу на край света».

Проехав около двадцати миль, я миновала полдюжины маленьких городков, однако все они были слишком близко к дому. Я хорошо знала все вокруг: магазины, дома, людей. И решила ехать дальше. На восток я езжу не часто, и потому свернула на первую же дорогу, ведущую на восток. Дорога оказалась узкой, в рытвинах, и вскоре я добралась по ней до незнакомых мест. Свернув на перекрестке на юг, я ехала, пока не удалилась от дома на сорок миль. Темнело. Я приехала в маленький городок с табличкой «Основан в 1684 году» на широкой лужайке возле старого здания в колониальном стиле – гостиницы, а