…Пятеро мужчин шумно шли по коридору травматологии, заглядывая поочередно во все палаты, большинство из которых пустовало.

— Ты думаешь, здесь? — с сомнением спросил шедший впереди черноволосый приземистый мужчина в распахнутой кофейно-бежевой дубленке, и ближайший к нему спутник отозвался:

— Да верняк, Костя. Мои парни отследили «Скорую», а травматология тут только одна.

— Гляди мне, Гоша, косяка не спущу. Ведь ты виноват, что она решилась эти бредни печатать. Ведь как просил тебя — следи за всем, что она говорит и делает, разве это так трудно? Или нельзя было нормального водилу найти, чтобы не промахнулся и растер ее тачку в муку? А так — и сам едва не убился, придурок, и ее всего-навсего только покалечил. Ничего вам нельзя доверить, все самому нужно делать!

— Кто знал, что она такая ушлая, — оправдывался Гоша. — С виду-то обычная телка…

— Телка! Вот тебе и телка — подставила всех!

«Не подставила бы она никого, не шлепни ты собственноручно того чувака, с которым у нее роман начался, да еще и у нее на глазах!» — раздраженно подумал Гоша, однако вслух сказал:

— Да ладно, Костя, чего теперь-то… Столько народу положили за эти ее писульки…

— Я ее, суку, буду убивать дома — и медленно, чтобы на том свете помнила. Это из-за нее я снова в эту страну вернулся, из-за нее! Писательница, мать ее! Мэри Кавалье — это же надо! — Костя вынул из кармана дубленки уже изрядно потрепанную книгу и потряс перед лицом Гоши. — Вот оно, дерьмо! Если кому-то в ментуре придет в голову проверить — все, мне такой срок корячится — пяти жизней не хватит отсидеть! Хорошо хоть издательство мелкое, обанкротили быстро. А все равно весь тираж не смогли перехватить, расползлось по стране!

— Что здесь происходит? — раздался у них за спинами голос Нестерова, и все пятеро развернулись. — Почему посторонние в отделении?

— О, а вот и доктор, — протянул Костя. — Ты, главное, не шуми, доктор, мы сейчас у тебя одну пациентку заберем на домашнее лечение — и все.

— Какую пациентку?

— А вот Марию Кавалерьянц некую… сегодня из автодорожной привезли утром. Жена это моя, дома лечить хочу, только своим докторам доверяю.

Карие глаза Кости смотрели на Нестерова спокойно и уверенно, держался он по-хозяйски, будто бы даже не сомневался в том, что сейчас все будет сделано так, как он скажет.

Нестеров помолчал, потупив глаза, потом проговорил, словно с трудом:

— Я сожалею…

Костя замер:

— Что? Что значит — ты сожалеешь, лепила? Где моя жена?

— Мы сделали все, что было возможно, но травмы оказались несовместимы с жизнью… Тело можно будет забрать после праздников.

Повисла пауза. Охрана Кавалерьянца смотрела на хозяина, ожидая распоряжений, а тот словно впал в ступор, молчал и только хлопал огромными карими глазищами.

— А-а-а-а! — взвыл Костя, вдруг упав на колени. — И тут обставила! Тварь, су-у-ука! Я сам, сам должен был!

— Костя, Костя, хорош! — засуетились вокруг него мужчины. — Поедем домой, хватит. Праздник нынче, все равно ничего уже не поправишь — ну так и помянем заодно…

Они кое-как подняли обвисшего на их руках Костю и волоком вытащили из больницы. Нестеров в окно пронаблюдал, как вся орава садится в два джипа и отбывает с территории, а потом бегом бросился вниз, в больничный морг.

Подмениться на остаток новогодней ночи Нестерову удалось — приятель Олег вошел в положение и вышел к одиннадцати часам. Нестеров на своей машине увез Марию к себе, в маленькую холостяцкую квартиру, уложил на диван и успел накрыть подобие стола, достав даже бутылку шампанского. Марии пить было нельзя, но она слабой рукой подержала бокал и даже слегка коснулась им бокала Нестерова.

— За тебя, Максим…

— Нет, за тебя… Мэри, — улыбнулся Нестеров. — Кстати, а почему «мэрик»?

— Это Лелька меня так звала… маленькая, злая, кусающаяся собачка… как я…

Лелька прилетела через два дня — по настоянию Марии Нестеров дал ей телеграмму. Молодая женщина с каштановыми волосами, забранными в пучок деревянной шпилькой, которую Нестеров, к своему изумлению, узнал сразу — эта вещица раньше принадлежала Марии, и она точно так же закалывала ею волосы кверху. Лелька выглядела так искренне озабоченной, что Максим невольно позавидовал Марии — сразу становилось понятно, что есть человек, который будет заботиться о ней и сделает все, чтобы поставить ее на ноги. Поведение молодой женщины напомнило ему щенка спаниеля — вот он прыгает радостно вокруг больной хозяйки, старается лизнуть в лицо, чтобы хоть как-то облегчить страдания. Да и сама Мария в присутствии Лельки сделалась совершенно другой — мягкой, спокойной и беспомощной, хотя Максим прекрасно знал, что в жизни она жесткая и бескомпромиссная. Решительно отвергнув все возражения, Лелька забрала Марию к себе. Максим провожал их в аэропорт и, взглянув на сидящую в кресле-каталке Марию, вдруг вспомнил последнюю запись в ее блокноте — ту, про клетчатый плед. Мария, видимо, тоже об этом помнила, потому что решительно сдернула с ног покрывало и, глядя в глаза озабоченно склонившейся к ней Лельки, проговорила:

— Никогда больше не делай такого. Я не останусь инвалидом — ясно?

И Лелька согласно закивала:

— Конечно, Мэри. Все будет так, как ты скажешь, дорогая.

Через полгода Нестеров получил посылку откуда-то из Франции. Из небольшого ящичка он сперва достал фотографию, с которой ему улыбалась Мария, сидевшая в плетеном кресле на балконе старого дома, а потом книгу. «Обмануть смерть» — новый роман Мэри Кавалье, о котором он буквально вчера прочитал в Интернете. «Надо же, все-таки написала», — подумал Нестеров, разглядывая фотографию на обложке. Мария почти не изменилась, только взгляд стал жестким да губы сложены в какую-то незнакомую скорбную полуулыбку. Максим мысленно перенесся в ту новогоднюю ночь, когда после ухода Кости побежал вытаскивать Марию из больничного морга. Идея объявить ее мертвой пришла ему в голову в ту секунду, когда она заговорила о своей скорой смерти. Нестеров моментально сообразил, куда он сможет спрятать Марию и где ее гарантированно никто из людей Кавалерьянца искать не станет. Он наскоро написал в истории болезни посмертный эпикриз, сам уложил женщину на каталку, закрыв простыней с головой, как положено, и даже укрепил бирку на ногу — чтобы у Арины, помогавшей везти каталку в морг, не возникло подозрений.

— Мы ее сразу в секционную положим, хочу вскрыть по свежему — не пойму, от чего такое могло произойти, — объяснил он медсестре, закатывая каталку в просторный секционный зал. Арина только плечами пожала — доктор сегодня явно чудил, но вдаваться в подробности девушка не стала: в отделении ждал накрытый к праздничному ужину стол, а тяжелых больных больше не было…

Когда Нестеров вбежал в морг, Мария по-прежнему лежала на каталке между двух секционных столов и спала. Максим затормошил ее, задышал жарко в лицо: