Как она и рассчитывала, Матвей не нашелся, что возразить. Хотя вообще-то его всегда интересовали безумные вопросы. Особенно в стиле Альберта Эйнштейна: «Сумасшедший я или все остальные?»

Что до самой Ирки, она давно убедилась, что люди не воспринимают обращенную к ним речь. Убедить их в чем-либо совершенно невозможно, пока сам человек не созрел для ответа. Тут уж никуда не денешься: пока ответ эхом не отзовется в сердце, никто его не услышит. Исключение составляют только информативные сообщения в стиле: «Отвертка в среднем ящике».

Во время завтрака пришла Бэтла вместе с оруженосцем. Ирка немедленно поделилась с ней кашей, которой валькирия сонного копья, не забывая отнекиваться, съела три тарелки.

– Вообще-то гречку я ненавижу. Но через полчаса мне на дежурство! – покаянно сказала она.

– На дежурство? Куда? – удивленно переспросила Ирка.

Бэтла смутилась, и Ирка поняла, что она жалеет о том, что проболталась. Чтобы скрыть это, Бэтла поспешно вскочила и принялась изучать стопку из двадцати книг, громоздившуюся рядом с Иркиной коляской. Почти во всех книгах были закладки. Причем закладками служило все, что угодно: зубочистки, спички, обрывки бумаги, а в одном случае даже вилка.

– Хочешь сказать: ты все это читаешь? – спросила валькирия сонного копья.

– Ну, во всяком случае, делаю вид.

Ирка подумала: хорошо, что Бэтла не знает, сколько книг на жестком диске ее ноутбука и на разных флэшках. Вот тогда бы ей действительно стало жутко.

– А зачем читать все сразу? Ну можно же целиком прочитать одну книгу, потом другую и так далее?

Ирка сама не могла объяснить, почему, просмотрев тридцать страниц одной книги, она переходила к другой, к третьей, напоминая бабочку, которая тоже подолгу не сидит на одном цветке.

– Не знаю… Как-то само получается, – сказала она рассеянно. – Меня не столько уже волнует, кто кого убил, сколько даст мне что-то эта книга или не даст. А сюжеты я давно по первым страницам угадываю. Под каждой обложкой – свое течение надежд. Если лягушка скакала через дорогу и ее переехало машиной – это реализм. Если превратилась в царевну и вышла замуж – фантастика. Если попала на опыты, но сбежала, по лестнице допрыгала до крыши и сидит на краю небоскреба, мрачно глядя на город, – трагедия с элементами романтического бунта.

– А если лягушка полюбила другую лягушку, а та заточена в аквариуме? – с любопытством спросила Бэтла.

– Неразрешимая драма. Особенно если у лягушки есть внутренние противоречия. Например, жизнь в болоте кажется ей душной, и она втайне мечтает стать стрекозой, – уверенно ответила Ирка.

– А если у лягушки цапля съела всех родственников, а лягушка проглотила ржавый рыболовный крючок, сунула в рот половинку бритвенного лезвия и прыгает к цапле, чтобы утащить ее на тот свет вместе с собой? – влез Багров.

Бэтла, не улыбаясь, оглянулась него.

– Слушай, некромаг!!! Только не обижайся! Ты не мог бы погулять где-нибудь? – выпалила она со смущением.

– Зачем?

– Хочу поговорить с Ириной. Чисто женская трепотня…

– С Ириной? – переспросил Багров. – Она Ирка. Просто Ирка! Запомни это!

Он повернулся и вышел. Оруженосец Бэтлы последовал за ним. Ирка и Бэтла остались одни.

– Ты какая-то не такая сегодня!.. – сказала Ирка после паузы.

– Есть немного! – кисло отозвалась Бэтла. – Мне Ламина душу вымотала. Обычное нытье в стиле, что все мужики сволочи, а люди мешают ей быть человечной! Как бы так всех полюбить, чтобы себя не утрудить? Что бы сделать, чтобы ничего не делать? И что поменять, чтобы ничего не менять?

Ирку больше волновало другое.

– Зачем ты его прогнала?

– Кого, Багрова? Он меня тревожит.

– Почему?

– Просто тревожит. Он какой-то… сама не знаю… не требуй от меня определений!.. Я бы не пришла к тебе, если бы вчера утром не промахнулась на тренировке. Я бросала копье с десяти шагов в деревянный щит. И – оно пролетело мимо.

– Не верю! Ты валькирия… И потом, всего десять шагов! – сказала Ирка.

– Знаю. Но в этот момент я думала о тебе… И рука дрогнула! Я не суеверна, но…

– Представляла меня вместо этого чучела? – попыталась пошутить Ирка.

– Очень смешно. Мне пора на дежурство!

Бэтла и ее оруженосец ушли. Они очень спешили и телепортировали, отойдя от крыльца лишь на несколько метров.

На прощание Бэтла, наклонившись, обняла Ирку, и та ощутила, какая она розовая, круглая, радостная. Большое тело валькирии сонного копья притиснуло ее, худую и костлявую, к коляске так, что Ирке стало горячо. Она подумала, что у всех людей нормальная температура тела 36,6, а у Бэтлы – 66,3.

* * *

Пока у Ирки была Бэтла, Матвей Багров стоял под деревом и вертел в руках детскую косточку. Она была желтоватой, на вид хрупкой и провела в земле лет двести. Как некромаг, Матвей достаточно разбирался в анатомии, чтобы определить: это была берцовая кость ребенка лет трех.

Трижды за последние дни он порывался похоронить ее и даже выкопал под деревом небольшую узкую яму, но яма так и оставалась пустой. Одного он не мог понять: зачем Мамзелькина выбрала именно кость и именно детскую? Призывающим ее предметом могло стать все, что угодно: от спички до использованного проездного на метро. Но, видно, старухе было нужно, чтобы он нарушил внутренний запрет, сломав кость ребенка. У мрака нет случайных шагов, не ведущих к бездне.

Мысль Матвея – внешне ветвистая, с кучей протезных «если», «что», «когда», «потому что» – в действительности буксовала на месте.

«Меня хотят лишить Камня Пути. Взамен мне согласны дать неплохое сердце… Но ведь и Ирка получит ноги? Разве я не могу пожертвовать Камнем Пути ради того, чтобы сделать ее счастливой?.. И мне самому не будет тошно».

Бэтла и ее оруженосец давно ушли, а он все бродил вокруг дерева. Только когда в примятой траве появилась новая, свежевытоптанная тропинка, Матвей наконец решился, бросил в яму кость и торопливо забросал землей.

Едва он выпрямился, как недалеко, за полосатыми, как зебры, березовыми стволами, мелькнула фигура. Матвей увидел, как маленькая старушонка шустро пересекла аллею, оглянулась и скрылась в подлеске. Матвей так и не понял, была ли это Мамзелькина, но Камень Пути заколотился в груди, стал ребристым, твердым.

Багров рванулся вслед старушонке, чтобы убедиться, Мамзелькина это или нет, но тут его сбили с ног. В падении он попытался извернуться и вызвать кинжал, но не успел. Его ткнули носом в траву, но тотчас подняли и заботливо отряхнули.

За ним стоял оруженосец Гелаты, громадный, радостный и бестолковый. Матвею он всегда напоминал восторженную дворнягу, помесь овчарки и московской сторожевой, которая с рычанием бросается на незнакомых людей, доводит их до инфаркта, ставит лапы на плечи и – без предупреждения лижет в нос.