Мы.

Они — это мы? Готова ли она к "мы"?

Они доедают, выпивают и снова забираются в гамак. Тесси свернулась калачиком на груди Соломона. Одна из его больших рук лениво ласкает ее позвоночник, а другая постоянно прикована к ее животу.

Его дыхание щекочет ее волосы.

— Ты хочешь остаться в номере или пойти куда-нибудь сегодня вечером?

Остаться в номере. Единственное занятие, на которое она согласна, — это постель и Соломон. За исключением гамака, они не выходили из номера с тех пор, как Атлас поджал хвост и убежал.

Она растянулась на горе гигантского мужского тела, свернувшись калачиком, как кошка на солнце.

— Остаться в номере, — зевает она. — Но когда-нибудь мы должны выйти на улицу, верно?

Он усмехается, просовывает руку под ее подбородок и прижимает ее губы к своим. Его радужные глаза темнеют, когда он смотрит на нее. Вожделение, смешанное с чем-то, что она не может определить. А хочет ли она определить это? Назвать его чувства — значит озвучить все свои страхи. Все, чего она пыталась избежать с тех пор, как умерла ее мать. А она не может этого сделать. Пока не может.

— Все, что захочешь, — говорит Соломон с такой торжественностью, что на долгую секунду у нее перехватывает дыхание и замирает сердце. — Ты получишь это, Тесси.

И она верит ему. По-настоящему и искренне верит. Если бы она попросила Соломона зарезать, убить, украсть для нее и Мишки, он бы это сделал.

Она наклоняет голову, чтобы изучить его. В животе у нее потеплело. Она могла бы целый день изучать его точеное лицо. Густые брови. Взъерошенные темные волосы. Квадратную челюсть. Строгий. Спокойный. Красивый.

Она непринужденно пожимает плечами.

— Я видела что-то про ужин и танцы. — Реклама по телевизору в номере. A fiesta extravaganza! (пер. Феерия праздника)

У него перехватывает горло.

— Танцы?

Она надула губы.

— Завтра вечером в "Павильонах". Мы могли бы пойти, — говорит она, стараясь быть как можно более незаинтересованной.

— У меня две левые ноги.

— Я помню. — Она потирает живот. — Я и сама в наши дни не очень-то похожа на столп равновесия.

Он улыбается ей, его темно-синие глаза смягчаются.

— Все, что ты хочешь, Тесс. Только скажи мне.

— Хорошо. Тогда сегодня вечером мы остаемся в номере, — говорит она, решительно кивая. — Завтра мы пойдем куда-нибудь.

В ответ раздается утвердительный возглас. Затем он переплетает свои пальцы с ее пальцами, и Тесси тянется вдоль теплой кожи его твердого тела. Как будто они пускают корни, тянутся к звездам. Как будто они живут ради того, чтобы сделать еще один вдох. Как будто все, что ей дорого, заключено в этом гамаке. В этом коконе размером девять на двенадцать, похожем на кокон, где царят уют и радость.

Она хочет запомнить этот момент. Это идеальное биение сердца во времени. Она, Соломон и Мишка.

— Соломон, — говорит она, приподнимаясь на локте. Гамак покачивается. — Я хочу сфотографироваться. — Она улыбается. — Документация, чтобы доказать, что я затащила тебя на пляж.

У него перехватывает горло.

— Конечно. Почему бы и нет.

Потянувшись за спину, она достает свой телефон. Ее руки взмывают к небу, камера направлена вниз. Тесси, яркая и солнечная. Соломон, мрачный и задумчивый. Крошечный ребенок в ее раздувшемся животе, идеально сидящий между ними.

ГЛАВА 18

— Ты видел фотографию? — спрашивает Соломон вечером следующего дня, выходя на террасу, чтобы посмотреть, как оживает пляж. Вдалеке слышны слабые звуки музыки. Огни павильона освещают небо, сигнализируя о начале предстоящего события.

— Видел, — говорит отец по громкой связи.

Вздохнув, он опирается бедром о перила. Если у Тесси хватило смелости уволиться с работы, то у него хватит позвонить семье, которую оберегал с момента приезда в Мексику.

— Значит, ты остаешься, — говорит Эвелин, ее голос ровный и сухой.

— Ты улыбаешься, — добавляет Джо.

— Ты много улыбаешься, — добавляет Мелоди. Мелоди на десять лет моложе Соломона, она — младшая в семье. — Много-много улыбаешься.

Соломон потирает лоб. Христос. Он послал своей средней сестре Джо фотографию, на которой они с Тесси запечатлены на пляже, и она передается по всей семье, как новость по каналу AP Wire. Он ругается про себя, представляя, как вся его семья, за исключением Эвелин, толпится вокруг кухонного острова, а сотовый телефон передается между ними. Это путь Уайлдеров. Семейные ужины. Групповые телефонные звонки. Групповые сообщения. То, в чем он не принимал участия уже чертовски давно.

Он вздыхает.

— Ты так говоришь, как будто это плохо.

— Нет. Это замечательно, — говорит Мелоди. — Я не видела этой улыбки с тех пор, как…

Ее голос прерывается на полуслове, но он знает, что она хотела сказать. Черт, да они все знают. Со времен Серены.

Теперь голос его матери, вклиниваясь, прогоняет неловкую тишину.

— Так это она? Тесс?

Соломон прочистил горло.

— Да. — Неожиданно на его губах появляется улыбка. — Тесси.

При мысли о ней он выпрямляется и оглядывается через плечо, чтобы поискать ее. Его сердцебиение учащается, когда она выходит из спальни, прижимая к уху свой телефон. Она только что из душа, завернутая в пушистое белое полотенце. Они снова провели весь день на пляже, а сегодня вечером — ужин и танцы.

До появления Тесси это было бы последним, что он стал бы делать. Но теперь он хочет быть рядом с ней.

Облегчение переполняет его. Он еще не должен покидать ее. У него еще есть время.

Отпуск с девушкой, о которой он и не подозревал, что она ему нужна.

Тесси поднимает голову и машет ему рукой, прежде чем скрыться в спальне.

— Я вижу ее маленький животик, — воркует Мелоди, возвращая Соломона к телефонному звонку.

Эвелин фыркает, не впечатленная.

— Она носит бикини, когда беременна.

Теперь Джо.

— Боже, какая ты черствая, Эвелин.

— Она мне нравится, — объявляет Мелоди.

— Ты с ней не знакома, — огрызается Эвелин.

Джо говорит:

— Господи, оставь человека в живых, злючка.

Мама вздыхает.

— Девочки.

— Слушайте, — рявкает Соломон. — Я хотел позвонить и сказать, что останусь здесь еще на несколько дней.

— Когда ты вернешься? — спрашивает его отец.

Он шагает.

— В понедельник.

Мелоди вскрикнула.

— Ну, сынок. Если это то, что тебе нужно сделать, ты это сделаешь.

— Да, Сол, — говорит Джо. — Держи улыбку на лице.

Соломон ценит их спокойное отношение ко всей этой ситуации. Даже после того, через что он заставил их пройти своим исчезновением и дистанцией, они чертовски лояльны. Это касается и Уайлдеров. Они поддерживают, они не вмешиваются.

За исключением Эвелин.

— А как же ребенок? — спрашивает его мать.

— Он мой. — Его сердце теплеет,