— Да. А окажись малышу плохо, это разбило бы сердце его отцу. Мне, кстати, тоже. Он славный мальчик, наш Тобин. Скоро он вступит в свои права.

— Не сомневаюсь.

Оставив Фарина заниматься сборами, Аркониэль обошел внешнюю стену замка.

Здесь тоже были заметны печальные свидетельства небрежения и упадка. Когда-то замок окружал сад. Несколько кустов одичавших роз все еще жались к крошащемуся камню стен, а в зарослях ромашек, колокольчиков и васильков кое-где виднелись засохшие соцветия пионов, пытающихся противиться нашествию диких растений. В саду Ариани в Эро было много пионов, вспомнил Аркониэль. В первые летние месяцы огромные вазы с пионами наполняли ароматом весь дом.

Только огород между задними воротами и берегом реки все еще оставался ухоженным. Аркониэль сорвал веточку фенхеля и стал ее жевать.

Через ворота он попал в хозяйственный двор. Дверь оттуда вела в кухню. Повариха, которая, похоже, не имела другого имени, с помощью Тобина, Нари и Сефуса готовила ужин.

— Не знаю, голубчик, — раздраженно говорила Нари. — Почему ты спрашиваешь о таких вещах?

— О каких вещах? — поинтересовался Аркониэль, присаживаясь к столу. Теперь ему стало видно, чем занят мальчик, и молодой волшебник улыбнулся. Пятерых белых овец, вырезанных из репы, преследовал свекольный медведь и морковное существо, отдаленно напоминающее дракона, которого сегодня показывал Тобину Аркониэль.

— Повариха была лучницей и сражалась с пленимарцами, как теперь отец и Фарин, — сказал Тобин. — Но она говорит, что царь больше не хочет, чтобы в армии служили женщины. Почему?

— Ты воевала? — спросил повариху Аркониэль.

Повариха отвернулась от котелка, в котором мешала варево, и вытерла руки о передник. Аркониэль раньше особенно не присматривался к женщине, но теперь заметил, как румянец гордости окрасил ее щеки.

— Воевала. Я служила последней царице под командой отца Риуса, да и новому царю некоторое время. Я и теперь продолжала бы службу — и глаз, и рука у меня еще верные, — но царь не любит, чтобы в его армии сражались женщины. — Повариха пожала плечами. — И вот я здесь.

— Но почему? — настаивал Тобин, принимаясь за следующую репу.

— Может, девчонки не умеют сражаться как следует, — подмигнул Сефус.

— Я стоила троих таких, как ты, а были лучницы и получше меня, — бросила повариха. Схватив нож, она с такой яростью принялась разделывать баранью ногу, словно перед ней был пленимарец.

Аркониэль узнал самодовольное выражение на лице Сефуса. За последние годы ему часто приходилось видеть такое же на лицах многих придворных.

— Женщины могут быть прекрасными воительницами, да и волшебницами тоже, — сказал он Тобину, — если у них храброе сердце и если их обучить. Мужество и умение — это то, что нужно для успеха в любом деле. Помнишь, я говорил тебе утром, что больше не стреляю из лука? Что ж, я не был ни особенно умелым лучником, ни фехтовальщиком. Проку от меня как от воина было бы немного. Не сделай Айя меня волшебником, я, возможно, стал бы помощником повара. — Он искоса взглянул на Сефуса. — Недавно я повстречался со старой женщиной, которая была и волшебницей, и воительницей во время Великой Войны. Она сражалась вместе с царицей Герилейн, которая победила в войне как раз благодаря своим воинским умениям. Ты ведь знаешь о царицах-воительницах Скалы, правда, Тобин?

— Они все лежат у меня в шкатулке наверху, — ответил Тобин, поглощенный вырезыванием новой фигурки, и начал речитативом перечислять: — Там есть царь Фелатимос, которому оракул велел передать корону дочери, и Герилейн Основательница, Тамир Убитая, Агналейн, которая не моя бабушка, Герилейн Вторая, Иайр, сражавшаяся с драконом, Клиа, которая убила льва, Маркира, Осли с шестью пальцами, Марнил, которая хотела родить дочь, а оракул вместо этого дал ей нового мужа, и Агналейн — моя бабушка. И еще царь — мой дядя.

— Ну да, понятно, — сказал Аркониэль, пытаясь разобраться в путаном перечислении. Тобин явно не очень хорошо понимал, что именно только что отбарабанил: мальчик запомнил только несколько странных обстоятельств. — Ты говорил об Агналейн Первой и царице Тамир, которая была убита.

Тобин только пожал плечами.

— Что ж, имена ты запомнил правильно, но знаешь ли ты…

Нари громко кашлянула и бросила на Аркониэля выразительный взгляд.

— Обучением Тобина занимается князь Риус. Все, что нужно, он расскажет ему, когда сочтет нужным.

Мальчику нужен настоящий учитель, — подумал Аркониэль, потом заморгал, когда эта мысль вызвала целую цепочку других. Учитель, друг, компаньон… Хранитель.

— Когда князь уезжает? — спросил он.

— Завтра на рассвете, — ответил Сефус.

— Ну, тогда мне лучше попрощаться с ним сегодня. Он ведь со своими людьми будет ужинать в зале?

— Конечно, — пробурчал Тобин. Под его ножом морковка превращалась в еще одного дракона.

Извинившись, Аркониэль поспешил наверх, чтобы обдумать предстоящий разговор. Он искренне надеялся, что неожиданно посетившая его идея послана ему Иллиором.

Да, надеяться на это ему было необходимо — именно о воле Иллиора Аркониэль собирался сказать Риусу. И Айе.

За ужином Аркониэль оказался сидящим справа от Риуса, им прислуживали Фарин и некоторые из солдат. Поданное им угощение, хоть и хорошо приготовленное, оказалось поразительно простым и скудным. Это только усилило озабоченность волшебника. В Эро и Атийоне гостеприимство Риуса бывало очень щедрым: пиры в роскошных залах под звуки музыки, с двадцатью переменами блюд и сотнями гостей в шелках и мехах, в сверкающих драгоценностях. Жизнь, к которой привык Тобин, мало отличалась от существования безземельного рыцаря из дальней провинции.

Сам Риус носил строгую темную одежду, украшенную лишь лисьим мехом. Единственной драгоценностью оказался большой траурный перстень. Тобина в его простой тунике и вовсе можно было принять за мальчика-слугу. Аркониэль заподозрил, что это лучший из двух имеющихся у принца костюмов.

За ужином Риус почти не обращал на Аркониэля внимания, разговаривая исключительно с Тобином и рассказывая ему всякие случаи из придворной и военной жизни. Молча слушая все это, Аркониэль думал о том, что слова князя звучат принужденно и скучно. Тобин выглядел ужасно печальным. Нари, которая сидела на другом конце стола, только молча покачала головой в ответ на вопросительный взгляд Аркониэля.

После окончания трапезы Риус уселся в большом кресле у камина, мрачно глядя в огонь. Аркониэль не получил ни приглашения остаться, ни распоряжения уйти, он неловко присел на скамью у камина, слушая, как потрескивают поленья, и пытаясь найти слова, которые убедили бы Риуса.

— Господин! — наконец начал он. Риус не удостоил его взглядом.

— Чего теперь ты хочешь от меня, волшебник?