– Диллинг торговался с нами по поводу сделанного им в частном порядке изобретения. Подробности не важны для вашего задания. Физически это примерно двадцать листов с результатами исследований. Сам я полагаю, что все это может оказаться ерундой. Наша задача – обнаружить бумаги и выяснить, ценны они или нет. По собственной инициативе Диллинг спрятал бумаги за день до смерти. Пятница, двадцать седьмое февраля. Девушка, Лили Стивенс, скорее всего была в это время с ним. Точно известно, что она вернулась с ним в их дом в Беркшире в тот же день поздно вечером. Я не буду учить вас, как действовать, решайте сами. Жду от вас обычных ежедневных отчетов. Ничего сложного. Однако есть небольшое затруднение.

Гримстер наблюдал, как сэр Джон держит сигарету точно над центром пепельницы и аккуратно стряхивает пепел.

– То есть кто-то уже пытался добраться до нее?

Тонкий, изящный выпад тигра понравился сэру Джону, хотя он не показал этого.

– Да. Когда ее впервые засекли, наш человек в Париже спросил ее, чем она занималась за день до смерти Диллинга. Она ответила, что они с Диллингом провели весь день дома и никуда не выходили. Мы знаем, что это неправда. Что скажете?

Гримстер улыбнулся. Тайный язык был вполне ясен; никакого подтверждения его догадки, что кто-то уже говорил с ней, никакого извинения за то, что этот факт от него скрыли. Это нормально.

– Кто вел наблюдение? – Гримстер знал, что сэр Джон не назовет имени человека или людей.

– Мы поработали с ним. Он упустил их утром…

– И не доложил.

– Да. Но был на месте, когда они вернулись поздно вечером.

– Интересно.

– Возможно, нам следует присмотреться к мисс Стивенс. Разберитесь в их отношениях с Диллингом. Копните глубже. Она лжет. Я хочу знать – почему, и хочу знать правду об этом дне. А главное, мне нужны эти бумаги, даже если они окажутся бесполезными. Можете отправляться сегодня. Если что-то понадобится, скажите. Девушка в вашем полном распоряжении.

Сэр Джон встал и подошел к окну, взглянул на муравьиную возню людишек на набережной, на совсем крохотных чаек, рыщущих по грязи Южного берега. Стоя спиной к Гримстеру, он произнес:

– Коппельстоун сказал, что утром вы прислали еще кассету с Гаррисоном.

– Да. Он по-прежнему считает меня вероятным кандидатом на отступничество или предательство. Мне нравится Гаррисон, но временами он утомляет. Особенно когда приходится поддакивать его уверениям, что смерть Вальды не была случайна.

Сэр Джон повернулся и кивнул:

– Упорство. Только и нужно, что трещинка в камне, вода и мороз сделают остальное. Неплохой принцип… Если его неуклюжие попытки станут совсем невыносимыми, только скажите.

Гримстер засмеялся:

– Да пусть! Он был моим лучшим другом в Веллингтоне. Гаррисон вызывает у меня ностальгию. И потом, однажды он может нам пригодиться.

Глядя на сэра Джона у окна, Гримстер продолжил про себя: «Ты знаешь правду о Вальде. Ты понимаешь, что все между нами – просто пантомима с переодеваниями. Но однажды голая правда выплывет, и помоги тебе Господь, если Гаррисон прав; в этот день наши разговоры и действия будут быстрыми и жестокими».

Он встал.

– Я пойду. Ехать долго.

Сэр Джон сел за стол и чуть заметно улыбнулся:

– Хорошо, Джонни. Задание не самое захватывающее. Разберитесь, и мы найдем что-нибудь более достойное вас.

Гримстер подошел к двери. Сколько он работал на сэра Джона, все разговоры заканчивались одинаково: улыбка и обращение по имени. Не оборачиваясь, он молча вышел.

Хай-Грейндж располагался в Северном Девоне, примерно в двадцати милях от Барнстейпла и в нескольких милях к юго-востоку от деревушки Читлхэмхолт. Это был крепкий трехэтажный дом серого камня. Каждое окошко на фронтоне обрамлялось собственным балкончиком, а круглые колонны покрывал желто-зеленый лишайник, кормящийся туманом и дождями, которые приносили западные ветра. Снаружи дом выглядел мрачным, как тюрьма, внутри же был уютным, с большими удобными комнатами. Большая часть владений – двести акров полей и лесов – была окружена каменными стенами и высокими заборами; с запада земли ограничивал поросший лесом крутой обрыв, нависавший над рекой Тау в нескольких милях после впадения в нее реки Моул. Недалеко от реки стояла ферма – там жил управляющий поместьем. Земли принадлежали министерству обороны – это единственное, что знали местные жители, хотя в местных пабах, особенно поздними вечерами, можно было услышать массу хитроумных добавок к этой скудной информации. Изначально поместье приобрели для того, чтобы организовать Западное убежище и запасной командный пункт во время Второй мировой войны – благодаря глубоким и разветвленным подвалам (бронированным за большие деньги). Первоначальный замысел был давно позабыт, и Департамент сэра Джона забрал поместье себе для различных целей – таких, где менее всего нужна публичность. Значилось оно как центр реабилитации и подготовки, но в этом качестве использовалось редко, хотя на ферме оставалась небольшая конюшня скаковых лошадей, был теннисный корт и плавательный бассейн, а также право на рыбную ловлю на обоих берегах Тау, которая под лесистым обрывом образовывала излучину. Право на рыбалку предоставляли – недорого – высокопоставленным работникам министерства обороны и Департамента сэра Джона, хотя, приезжая на рыбалку, им приходилось останавливаться в местных гостиницах – на земли Хай-Грейндж доступа не было.

Гримстер любил тут бывать. Ему нравился контраст между мрачным экстерьером и уютным интерьером. Нравились покатые склоны окруженных каменной стеной полей и тихий, траурный мрак ельников и дубрав; и – благодаря положению дома на возвышенности – необъятная ширь неба, особенно когда сильный ветер разрывал и уносил бегущие с моря тучи. Хотя почти всю юность, не считая учебы в Веллингтоне, Гримстер провел в Йоркшире, он чувствовал себя как дома в Хай-Грейндже, напоминавшем сельские места, в которых приходилось служить матери.

Гримстер появился за час до обеда. Его встретили Коппельстоун и управляющий Хай-Грейнджа, майор инженерных войск Крэнстон, сын священника, давно вышедший в отставку и потерявший левый глаз пятнадцать лет назад – впрочем, не на доблестной военной службе, а от ловко направленного камня на базаре в североафриканском селении, где выполнял задание сэра Джона; отсюда и утешительная синекура. Гримстеру нравился Крэнстон, маленький, круглый, крепкий орешек. С короткой прической и черной повязкой на глазу, он напоминал генерала Моше Даяна. Его секретарша, Анджела Пилч, вдова полковника, жила в квартирке в Хай-Грейндже, и с этой спокойной рассудительной женщиной Крэнстон через ночь спал – о чем все знали. Одержимый страстью к стрелковому оружию, майор написал книгу по вооружению пехоты в Гражданской войне в Америке. Он громко и раскатисто хохотал, охотился с собаками, не пил, к физическим упражнениям относился почти как к религии и, хотя питал слабость к животным и учредил за теннисным кортом кладбище для усопших питомцев, бесстрастно перерезал бы Гримстеру горло, прикажи ему сэр Джон. Крэнстон сжал Гримстеру руку, словно вознамерился переломать все пальцы, и сказал: