Как сообщает агентство «Regnum», материальную поддержку митингующим оказывала и городская администрация: «Мэр Киева А. Омельченко дал добро на размещение «гостей города» в ряде городских зданий и даже предоставил для ночлега и питания первые два этажа здания мэрии (в котором по совместительству расположен и городской парламент). Охраной мэрии занимались милиционеры, которые следили за тем, чтобы внутрь не проходили киевляне. Это связано с тем, что в дни революции в Киев на бесплатную пищу и ночлег съехались бомжи со всей Украины. Киевлян (кроме волонтеров) не пускали и в другие здания и лагеря. По указанию Омельченко вскоре после появления палаточного городка рядом с ним были установлены биотуалеты. Их вывозом, а также уборкой мусора занимались «Киевспецтранс» и муниципальные районные службы. Грубо говоря, горадминистрация взяла на себя оплату всех услуг городского ЖКХ дня митингующих, включая разрешение на подключение лагеря к городской электросети (которое сама же и выполнила). Администрация также занялась поставкой в лагерь основных продуктов (хлеба, колбасы, сахара), которые закупала у производителей, и медикаментов»[114].

Скорее всего, затраты на хлеб и колбасу для митингующих составляют в смете расходов на «оранжевую революцию» лишь незначительную часть. Действительно крупные расходы требуются для обеспечения режима наибольшего благоприятствования революционерам со стороны правительственных чиновников и особенно правоохранительных органов.

Е. Холмогоров пишет, обобщая опыт «оранжевых революций»: «Эффективность технологии смены режимов была настолько велика, что эксперты заговорили даже о существовании «политической атомной бомбы», технологии, которая обеспечивает Америке гарантированный успех в осуществлении политического переворота. Хотя никакой особенной новой «технологии» предполагать не приходится — речь идет о старинном правиле: «Осел, нагруженный золотом, способен взять любую крепость». С этой стороны речь идет о тотальном коррумпировании политической системы, о подкупе целого ряда ключевых должностных лиц внешней силой. Спокойное и относительно стабильное существование, а то и сохранение власти при новом режиме многие чиновники предпочитают перипетиям политической борьбы, риску вооруженного сопротивления и положению «извергов преступного режима», руководящих «государством–изгоем».

В финансировании «оранжевой революции» на Украине участвовал и российский капитал — нечто среднее между иностранным и отечественным. Вернувшийся из Киева московский политолог С.Е. Кургинян рассказал, что во время его выступления в Украинском клубе сторонники Ющенко кричали, что от Сороса они получили только треть денег, а две трети им из Франции перевели промышленно–финансовые группы РФ, близкие к Кремлю. Впрочем, сторонники Ющенко могли и обмануть российского политолога.

В общем, при обсуждении сценариев новых «оранжевых революций» следует исходить из предположения, что механизм их финансирования налажен и смазан. Сама попытка блокировать или разрушить его будет воспринята и администрацией США, и влиятельными отечественными силами как недопустимый наглый вызов демократии и правовым нормам Нового мирового порядка.

Наконец, нельзя не отметить, что важным фактором в победе «оранжевой революции» на Украине было более эффективное, чем у сторонников Януковича, использование современных возможностей СМИ и Интернета. Эта эффективность определялась всеми тремя составляющими системы — социальной, содержательной и технической.

Как и в Москве в 1991 г., сообщество журналистов в основном встало под «демократические знамена», на сторону радикальных западников. А. Чадаев пишет: «Официозный агитпроп оказывается столь же бессилен, сколь и полицейщина: каждый журналист провластных СМИ к этому моменту уже носит под подкладкой оранжевую ленточку, и чем больше давит на него начальство, требуя нужного освещения событий, тем сильнее у него желание начать носить эту ленточку открыто. А потом самый смелый дает информацию в эфир помимо воли руководства, становится народным героем — и все, после этого контроль над медиа утерян. Хитрость тут в том, что журналисты — это часть того же самого революционного класса, и на них точно так же распространяются законы солидарности — это и их война»[115].

Важным компонентом «оранжевого восстания» явился бунт ведущих украинских журналистов. Самым известным эпизодом был протест женщины–диктора, которая переводила на язык глухонемых сообщения государственного телевидения. Перед зрителями она предстала в оранжевом одеянии, а переводя сообщение о результатах второго тура президентских выборов, она внезапно языком жестов сказала: «Результаты выборов были сфальсифицированы… Мне жаль, что приходится переводить ложь».

Опыт Украины показал, что исход политической борьбы в сфере СМИ определяется не количественным соотношением объема вещания за власть и за оппозицию, а качеством вещания, умением захватить аудиторию. В. Осипов, изучавший роль культурных средств во время «оранжевой революции», пишет: «Телевидение, за исключением одного–единственного канала, оставалось в руках власти. Но именно этот канал работал во всех кафе, ресторанах, аэропортах — везде, где были телевизоры, доступные публике. Стандартный ресторанный репертуар сменил Пятый канал — речи Тимошенко, репортажи из Рады, и т.д. Помните, как в 1989 году ТВ стало передавать прямые репортажи с сессий Верховного Совета СССР, как это всех интересовало, как широко и страстно обсуждались эти передачи?»

Организаторы «оранжевых» сразу же наладили информационное обслуживание массы людей, привлеченных для поддержки в Киев. В палаточном городке было свое радио и телевидение. Прокрутку песен и объявлений осуществляла будочка «Гала–радио». В центре лагеря стоял «МАЗ» с телеэкраном огромной диагонали, вмонтированным в кузов, по которому бесперебойно крутили новости, а по вечерам — фильмы. Телегрузовик, появившийся в первый же день — вклад телевизионного 5–го канала, возглавляющего оппозиционные СМИ. Ежедневно информационные листки со своими новостями раздавало агентство УНИАН, так что о действиях оппозиции митингующие были прекрасно осведомлены[116].

Учитывая, что последние 15 лет значительная часть населения, особенно молодежь, погружена в мозаичную культуру рекламы, художественные средства ее воздействия были сразу привлечены для поддержки «оранжевой революции».

Многие полиграфические фирмы начали использовать «революционную» тематику для собственной рекламы, печатая календарики с портретами лидеров оппозиции и своим логотипом. Небольшие предприятия также не упускали выгоды — в городке нередко можно было встретить красивый плакат типа «город такой–то — за Ющенко!», украшенный названием автосервиса или магазина. Большие же плакаты делали в Киеве на заказ сами делегаты.

Что касается пропагандистско–агитационной работы, то здесь все было налажено прекрасно. Запущенный одним толчком, маховик «оранжевого настроения» заработал сам по себе. Оранжевые шарфы, значки, косынки, дождевики и прочее смели за первые 2—3 дня. В дальнейшем атрибутику можно разве что купить. Предприимчивые торговцы наладили продажу шарфов и шапочек по 20—30 гривен. Можно было купить и флажки, и воздушные шарики, заказы на которые коммерсанты размещают там же, где они и обычно это делают — на киевских и турецких трикотажных фабриках. Уходили влет. Единственное, что можно получить бесплатно — это оранжевые полиэтиленовые ленточки. На получение нескольких флагов с надписью «Так!», также полиэтиленовых, могли претендовать только организованные группы. Наклейки, которые штамповали сотнями тысяч экземпляров в киевских типографиях, заказывала, оплачивала и размещала «Пора». А с организацией размещения проблем не было — так, за одну ночь во всех лифтах домов целого района появились наклейки с надписью «Не мочись в лифте — ты же не донецкий», сделанные тиражом 500 000 экз.[117].