– Пожалуйста, возвращайся сразу и не задерживайся.

Удача ему улыбнулась, и за одно из колец он получил картофель, большой ломоть сыру и несколько груш. Марьяна бросилась ему навстречу с распростертыми объятиями и назвала его храбрецом. Хуго знает, как легко меняется ее настроение, даже небольшой успех возвращает свет на ее лицо. Она сразу же призналась, что уныние – ее враг и нельзя предаваться ему. Ей всегда следует видеть светлые стороны жизни и не погружаться в черную хандру. Потом Хуго разостлал в ручье свою рубашку, и снова удача: в нее попались три рыбины. Они почистили их и зажарили на углях. На радостях Марьяна обнимала его, целовала и грозила ему, что он в опасности – она просто-напросто его слопает. Тем вечером она научила его двум украинским народным песням, спокойным и мелодичным. Она повторила их несколько раз, и они уснули возле костра в объятиях друг друга. Хуго приснился его учитель игры на скрипке, низенький и раздражительный, который требовал от своих учеников легкости и спокойствия.

– Легкость и спокойствие – первейшие условия правильной и хорошей игры, – все время повторял он, а раз сказал Хуго: – Мои родители почему-то хотели, чтобы я стал скрипачом. А я нервный. Нервность не годится для этого инструмента. Только спокойствие дает чистоту и нужный темп игры.

На следующий день они тронулись в путь.

– Жаль оставлять такое чудное место, я уже привыкла к этой ложбине, и к костру, и к деревьям, трепещущим на ветру. Зачем нам скитаться, если можно оставаться на месте?

Хоть так она говорила, но в душе знала, что другого выхода нет. Ночи холодные, земля влажная, и даже большой костер не способен обогреть человека целиком. Нужно найти крышу над головой.

Они взобрались на гору, с которой видны были деревни, предместья и часть города. Выяснилось, что они недалеко от него ушли. Марьяна была взволнована открывшимся видом и громко крикнула:

– Полюбуйся, миленький, что сотворил Всевышний, какую красоту, какое благолепие. Лошади и собаки умеют жить правильно, только человек, этот так называемый венец творения, вносит беспорядок во все, что бы он ни делал. Моя бабушка говаривала: „Плоть и кровь, сегодня он вежливый тихоня, а завтра убийца“. Ты обязан быть смелым.

– Что я должен делать?

– Не трусить. Страх делает из нас униженных. А униженные не имеют права на жизнь. Если уж жить, так жить свободным. Такой простой вещи я не знала. Всю жизнь меня унижали.

– Я не трушу.

– Это как раз то, что мне хотелось от тебя услышать. Лучше умереть, чем терпеть унижения.

Потом без всякой видимой причины она расплакалась. Хуго опустился на колени и вытер ей слезы, но она не успокаивалась.

– Умрет Марьяна, и даже воспоминаний о ней не останется. Осталась бы я в живых, могла бы исправиться, а теперь уж не смогу. Будут меня поджаривать в преисподней, и поделом. А ты, миленький мой, береги себя. Когда придут доносчики забирать меня, убегай и не иди за мной. Они меня прямиком приведут на эшафот или уж не знаю куда еще.

– Откуда ты знаешь? Здесь ни души, нет никаких доносчиков, есть только чудесный вид и великий покой.

– Я своими глазами их видела.

– Что ты видела?

– Видела, как трое солдат связывают мне руки и уводят.

– Это был дурной сон, нельзя верить дурным снам.

– Этот сон был верный, – прошептала она.

Но когда солнце скрылось за горизонтом и нижняя часть небосвода окрасилась новым прекрасным иссиня-красным цветом, Марьяна успокоилась. Она глотнула несколько раз из бутылки, и мрачные видения оставили ее.

Вдруг она ему сказала:

– Почитал бы ты мне из Библии.

Хуго вытащил Библию из рюкзака и прочел ей псалом.

– Очень красиво, даже если я этого и не понимаю. А ты понимаешь?

– Думаю, что да.

– Мне очень нравится „И будет он как дерево, посаженное при потоках вод“. Ты любишь Библию?

– Мама любила мне читать, но с тех пор я почти не читал.

– Я забыла, что вы не религиозные. Но с тех пор, как ты с Марьяной, ты немножко переменился. Марьяна очень любит Бога. Жалко, что я не пошла его путем. Всегда я поступала наоборот. Ты должен мне пообещать, что каждый день будешь читать по главе или по две. Это тебя укрепит и даст тебе силы и храбрость, чтобы победить злодеев. Ты мне обещаешь?

– Обещаю.

– Я знала, что ты мне не откажешь.

Они нашли пристанище в доме у пожилой пары. Старики взяли немецкие деньги и предложили им горячего овощного супу. На Марьянин вопрос, отступили ли уже немцы, старик ответил уверенным голосом:

– Немецкая армия лучшая в мире, такую армию победить невозможно.

Слова старика вселили в нее надежду, и она на мгновение почувствовала, что получила передышку.

Комната была просторной, а в ней застеленная постель и даже умывальник в углу. После долгих дней без приюта, без раковины для умывания и без туалета, это место выглядело шикарной гостиницей.

– Хорошо нам здесь, правда? – сказала Марьяна.

– Очень.

Но сон Хуго в эту ночь не был спокойным. Он видел свою маму в толпе беженцев, с потемневшим исхудавшим лицом. Она переходила от человека к человеку и спрашивала, не видел ли кто Хуго. Одна беженка рассеянно спросила: „Где он был?“

Мама на миг смутилась, но взяла себя в руки и ответила: „У одной христианской женщины“.

Так она переходила от одного к другому. Люди были измучены голодом и не отвечали ей. Хуго издали видел множество беженцев и среди них маму. Они выглядели для него как те, что в свое время ожидали высылки и которых теперь отделяла от него черная река. В отчаянии он кусал сковывавшие его наручники. Огромным усилием он высвободил руки, но вместо того, чтобы броситься к беженцам, провалился в глубокий колодец.

– Что стряслось? – проснулась Марьяна.

– Ничего, так, сон.

– Не обращай внимания на сны, – сказала она и привлекла его к себе.

59

Наутро старики предложили им по стакану чая, проводили до ворот и пожелали доброго пути. Марьяна растрогалась, обняла и поцеловала крестьянку, и они тут же отправились в дорогу.

Следующие дни были спокойными и прошли без каких-либо неожиданностей. Они шли от одного холма к другому, разжигали костры, покупали у крестьян картофеля и сыра. Хуго везло с рыбалкой, и каждый день он вылавливал рубашкой три-четыре рыбины.

Марьянины страхи не исчезли, но несколько улеглись и внешне никак себя не проявляли. Время от времени она говорила:

– Ты, дружок, заботься о себе и не пытайся меня защищать. У каждого своя судьба, так уж жизнь устроена.

При этих словах он прирастал к своему месту и не отвечал. Но иногда слова сами собою складывались у него во рту, и он говорил: