Широколицый здоровяк, с толстыми рыхлыми щеками и двойным подбородком, не пытался изображать из себя высоковельможную особу. Поднялся ему навстречу, молча и угрюмо кивнул в знак приветствия. Он был старше Дениса, казался более солидным, основательным. Медлительные движения, затуманенный взгляд, непроницаемое выражение лица. Из-за своего чересчур уж сытого лица и тучной фигуры он был похож на классического буржуя с карикатур Кукрыниксов, только цилиндра на голове не хватало. Зато фрак был, и тросточка с золотым набалдашником. Может, потому и прозвали Костю Самулева Ротшильдом. Хотя в то время, когда он начинал свою бандитскую карьеру, он не был таким толстым…

Денис тоже не стал хорохориться перед конкурентом. Протянул ему руку, заметив, с какой готовностью тот откликнулся на этот жест. Ротшильд не хотел войны, поэтому поспешил пожать ему руку.

– Дети лейтенанта Шмидта в сборе? – с ироничной улыбкой спросил Денис, усаживаясь за стол.

– Не понял, – озадаченно посмотрел на него Ротшильд.

– Была такая конвенция, по которой дети лейтенанта Шмидта поделили страну на сферы своего влияния. Я так понимаю, мы будем делить город.

– Не надо ничего делить. Каждый остается при своем, и все дела.

– Я не против, – пожал плечами Денис. – А как быть с Коростылевым?

– Но ты же ему отказал. – Ротшильд достал из кармана платок, протер взмокшую под затылком шею.

– Отказал. Потому что не хотел осложнять наши с тобой отношения.

– Ну, вот видишь, ты все понимаешь. И я понимаю. Если вдруг кто-то из твоих ко мне перебежит…

– Не перебежит, – отрезал Денис. – У меня расценки ниже. И качество как минимум не хуже.

– Ну, с этим я бы поспорил.

– Насчет расценок?

– Насчет качества.

– Клиенты нас рассудят.

– В смысле? – набычился собеседник.

Отсутствие конкурентов приучило Ротшильда к сытой, спокойной жизни, поэтому он и прозевал момент, когда в городе вдруг появились новые точки, которые можно было взять под свою опеку. Не окучивал он клиентов, ждал, когда они сами к нему придут.

– Щука нужна, чтобы карась не дремал, – усмехнулся Денис.

– Не понял.

– А что понимать? Зажрались вы тут с Фенимором. Извини, если обидел.

Ротшильд завис в раздумье. Вроде бы и оскорбил его Денис, но сам же сдал назад.

– Ну, может, и зажрались. Только нет больше Фенимора…

– Но ты же остался.

– И что? – напрягся Ротшильд.

Среди местной братвы уже давно пошел слух, что в смерти Фенимора виноват Денис. Или сам его застрелил, или какого-то суперспеца нанял. У него бы уже возникли большие проблемы, если бы эта местная «братва» не зажирела на сытых хлебах, как это произошло с Ротшильдом. Никто не решился дать Денису отпор. Более того, его теперь боялись. Неспроста потел Ротшильд. Не хотел он оказаться на месте своего криминального босса.

– А то, что шевелиться надо. Качество услуг поднимать, и расценки снижать.

– Ну, это уж мы сами разберемся…

– Да, но моя щука вашим карасям дремать не даст. Если еще кто-нибудь из ваших клиентов обратится ко мне, отказывать не стану. Сам зазывать никого не буду, это я гарантирую, но если вдруг кто-то захочет переметнуться, извини…

– Хочешь, чтобы я снизил расценки? – страдальчески поморщился Ротшильд.

– Я хочу? Нет, не хочу. Скорее наоборот. Чем выше у тебя расценки, тем больше твоих клиентов перейдет ко мне. Закон рынка, закон спроса и предложения. Что тут непонятного?

– Непонятно, как ты дальше жить собираешься, – угрюмо, исподлобья глянул на Дениса Ротшильд. – Молодой, наглый, прыгучий. Как бы не допрыгаться…

– Это угроза? – хищно сощурился Денис.

Ротшильд не выдержал взгляда, отвел глаза в сторону. Вроде и крутой мужик, в прошлом ничего не боялся, ломал все преграды на своем пути, за что Фенимор его и ценил. Но в настоящем он – ни рыба ни мясо. Как будто сытная жизнь хребет ему размягчила.

– Да, я молодой, но не наглый, – продолжал Денис. – И с клиентами веду себя честно. Ни наездов, ни разводов, и паяльниками я ни в кого не тыкаю. Соблюдаю законы цивилизованного рынка и в этом вижу свою правду. А на правде стоять гораздо удобней, чем на лжи. Только вот правду приходится защищать. Правда – она слабая, ложь сильней. Поэтому приходится напрягаться…

– Что-то ты говорил, говорил, а я так ничего и не понял, – мрачно усмехнулся Ротшильд.

– Я умею отвечать ударом на удар. Теперь понятно?

– Теперь понятно. – Все-таки Ротшильд набрался смелости, жестко и в упор посмотрел на Дениса. – Только и я могу ответить.

– Так я и не собираюсь на тебя наезжать, – невозмутимо отреагировал Денис.

– А клиентов моих подбирать?

– Вот именно, подбирать. А уговаривать никого не стану. Ты не уговариваешь моих клиентов, я не уговариваю твоих. Пусть они делают выбор без принуждения.

– Ты не должен подбирать моих клиентов, – все так же пристально смотрел на Дениса собеседник.

Он не просто осмелел, ему доставляло удовольствие ощущать себя сильным и могучим. Как бы во вкус не вошел.

– Я обещаю не давить на твоих клиентов, а ты должен пообещать не давить на моих.

– Это какой-то детский разговор, – презрительно скривился Ротшильд. – Мы с тобой не в песочнице и не игрушки делим…

– Значит, договариваться не будем?

– О чем?

– Ни о чем. Я имею право воевать с тобой, ты имеешь право воевать со мной. – Денис смотрел на Ротшильда взглядом, жаждущим бури. Да, он молодой, наглый и не мыслит своей жизни без смертельного риска. – Кто кого в песок зароет, того и песочница. Такой договор тебя устраивает?

Ротшильд снова потускнел. Он долго думал, двигая сомкнутыми челюстями – будто перетирал зубами свои же собственные мысли.

– Меня такой договор не устраивает, – едва заметно качнул он головой. – Меня и ты сам не устраиваешь. Но ведь меня много кто не устраивает. Хорошо, давай жить по закону цивилизованного рынка, – нехотя, с оскоминой на лице, но все-таки согласился он. – Ты не работаешь с моими клиентами, я не работаю с другими.

– Договорились.

– Это еще не все, – покачал головой Ротшильд. – На Гастелло торговый центр открывается. Кто им займется?

– Суровый вопрос, – кивнул Денис. Он знал про этот центр и тоже имел на него виды.

– Я предлагаю поделить город пополам. Тебе юг, мне север.

– Да, но торговый центр открывается на севере.

– Но что-нибудь откроется и на юге. Менять ничего не будем, каждый остается при своих точках. Но то, что открывается на севере, – мое.