Р. Р. Р. S. Пусть следующая ваша служанка окажется лучше меня, надеюсь ваша книга будет хорошо продаваться, она ужасно здорово написана.

Закончив письмо, я воспрянула духом. По крайней мере я поступила правильно и во всем призналась. Может, я не такая уж и плохая в конце концов. На самом деле я чувствовала себя такой святой праведницей, что просто удивительно, почему я не воспарила в воздух и не вылетела в окно. Меня охватило искушение прямо сейчас же выйти за дверь и уйти навсегда, но едва я двинулась с места, как услышала частый топот на лестнице и громкий голос хозяина:

— Бесси! Бесси!

Сердце взлетело мне в голову и забило крыльями промеж моими ушами. Мысленным оком я увидела миссус в белом одеянии, окруженную лучезарными ангелами. Потом мне явилось видение миссус с растрепанными всклокоченными волосами, сидящей на цепи в психической лечебнице и дико вопящей «Нора! Нора!». Потом миссус представилась мне в ином образе: красиво одетая, опрятно причесанная и все такое, она сурово стоит в дверях дома, указывая мне (с сожалением в глазах) в сторону Большой дороги. И под конец меня снова посетило видение про виселицу и мою мать, которая запрокидывает голову и радостно гогочет, глядя на мое болтающееся на веревке тело.

Все эти картины пронеслись перед моими глазами в считаные секунды. Я бросила взгляд на наружную дверь, я еще успела бы выскользнуть прочь и скрыться за деревьями незаметно для всех. Но вместо этого я на секунду оперлась о стол, собираясь с духом и силами, а потом сунула свое письмо в карман фартука и вышла по коридору в холл, чтобы предстать перед хозяином. Все чинно и благородно, ага. Но я чуть в штаны не наложила со страху, если хотите знать правду (впрочем вряд ли хотите).

Двое джентльменов стояли у двери кабинета, разговаривая приглушенными голосами. Завидев меня, господин Джеймс знаком велел мне подождать, и я остановилась поодаль от них. Они с доктором тихо обменялись несколькими словами и пожали друг другу руки. Хозяин зашел в кабинет и — не взглянув на меня — затворил за собой дверь. Что означает такое поведение, я не знала, но оно явно не сулило ничего хорошего.

В следующий миг доктор повернулся ко мне. Понять что-либо по его физиономии не представлялось возможным, он и в лучшие-то времена не отличался живостью повадок, я на ином ветчинном окороке видала больше выражения, чем у него на лице. Макгрегор-Робертсон вечно косился куда-то в сторону, а если и снисходил до общения с вами, то разговаривал с закрытыми глазами, словно не желая впускать вас в свое поле зрения.

— Сэр, могу ли я помочь чем-нибудь? В порядке ли госпожа, сэр? Надлежит ли мне пойти наверх и присмотреть за ней?

Не отвечая, Макгрегор-Робертсон поставил медицинский саквояж подле вешалки. Потом вынул из кармана перчатки и принялся надевать, палец за пальцем. Я молча стояла в ожидании своей участи. Бежать ли мне за гробовщиком? Или миссус тронулась умом?

Натянув наконец перчатки к полному своему удовлетворению, доктор сурово обратился к балясине:

— Твоя госпожа перенесла легкий коллапс. Ты не знаешь, как это случилось?

Мое признание предназначалось для миссус, а не для всяких типов вроде него, поэтому я почувствовала лишь легкий укол совести, когда ответила:

— Нет, сэр. Но она оправится?

— Трудно сказать. Боюсь, здесь более сложный случай, чем обычный обморок. Состояние у нее тяжелое. Возможно, ей станет хуже.

Слова доктора сыпались на меня, как удары пудовых кулаков. Станет хуже. Более сложный случай. Состояние тяжелое. Ах, если бы я могла поменяться с ней местами! Я бы сделала это, ни секунды не задумываясь, честное слово. Я бы срезала кожу со своего лица тупым ножом, если бы это помогло Арабелле.

Макгрегор-Робертсон продолжал:

— Она сейчас в помрачении рассудка. Произнесла лишь несколько слов.

— И что же она сказала?

Он потряс головой.

— Какая-то околесица, и не повторить.

— А… а что насчет раскровененных губ, сэр? Она сильно поранилась?

— Поранилась? А, да… видимо она прикусила губу, когда упала. Нет, ранка маленькая, ничего страшного. Что меня беспокоит, так это лихорадка и нервное расстройство. Ближайшие день-два будут критическими. Больной понадобится уход. Необходимо, чтобы кто-нибудь сидел с ней ночью, сбивал температуру и послал за мной, если ее состоянии ухудшится. Ты справишься, голубушка? Или мне лучше прислать сюда женщину из деревни или с фермы?

С вопросами Макгрегор-Робертсон обратился к вешалке. За все время разговора он ни разу не взглянул на меня. Застенчивость это или надменность, было непонятно, но создавалось впечатление, что он о вас весьма невысокого мнения.

— Я сделаю все, что требуется, сэр, — сказала я. — Не надо никого присылать. Я вполне в силах присмотреть за госпожой.

Он бросил на меня взгляд, наконец-то.

— Ты плачешь, милочка?

— Нет, сэр. Вовсе нет. Пожалуйста, объясните мне, что нужно делать, чтобы миссус полегчало.

Все это время из кабинета господина Джеймса не доносилось ни звука. Дверь в него оставалась плотно закрытой. Проводив доктора, я помчалась в кухню и приготовила все необходимое для ухода за больной. Отыскав во дворе Гектора, я поручила ему накормить живность и сделать еще кое-что по хозяйству, а потом поднялась наверх. Я до поры выбросила из головы мысль о побеге — с этим можно подождать, покуда миссус не станет лучше. Сперва я поставлю ее на ноги и только потом потихоньку улизну, оставив письмо с объяснением. Надо надеяться, она выздоровеет. Ради этого я наизнанку вывернусь.

Я застала миссус спящей, но беспокойным сном. Мамочки родные, она была горячая как печка, и я тотчас же положила ей на лоб и горло влажные салфетки, следуя указаниям доктора. Потом я растопила камин, а когда огонь хорошо разгорелся, подтащила к кровати плетеное кресло и начала чуть не ежеминутно менять компрессы, намачивая салфетки холодной водой.

Таким образом прошло около часа. Уже стемнело, а я еще не зажгла свечу, и комнату освещал лишь каминный огонь. Время от времени миссус стонала, и ее веки трепетали. Я была настолько поглощена делом, что чуть не вскрикнула от испуга, когда дверь у меня за спиной распахнулась. Обернувшись, я увидела фигуру на пороге. Господин Джеймс. Он затворил за собой дверь, но к кровати не приблизился.

— Как дела у пациентки? — осведомился он. Его глаза мерцали в свете пламени, но все лицо оставалось в тени.

Я стала отжимать салфетки, радуясь что мне есть чем заняться.

— Все так же, сэр. У нее по-прежнему жар.

Я пыталась говорить обычным голосом, но он предательски дрожал, слава богу в комнате стоял полумрак и моего лица было толком не разглядеть.

— Доктор говорит, болезнь вызвана нервным потрясением или чем-то вроде.

— Да, сэр.

Господин Джеймс подступил к изножью кровати и взглянул на миссус, лежащую ничком под покрывалом, а потом посмотрел на меня. Похоже, он остался недоволен увиденным.