Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На другой странице клуб исторических реконструкций решил наглядно показать историю героя народной песни Балканджи Йово. Тот запретил своей сестре Яне выходить замуж за сына турецкого бея и таким образом принять турецкую веру, и турки устроили жестокую расправу — расчленили его. Для этой цели использовали манекен в народном костюме. Насколько я понял, представление прервали, потому что несколько детей потеряли сознание. Еще я прочитал, что в планы клуба входили также реконструкции повешения народного героя Басила Невского и Батакской резни.
Солнце катилось за гору Витоша подобно голове гайдука. С наступлением вечера сильно запахло печеным перцем — самый болгарский и любимый с детства аромат. Если я и патриот чего-то, то именно его — запаха печеного перца вечером. Где-то на другом этаже жарили котлеты, что-то бормотал телевизор… Жизнь продолжалась со всеми своими запахами и суетой. Стало прохладно. Я накинул на плечи куртку и снова уселся за компьютер, чтобы быстренько ознакомиться с информацией о Движении за социализм.
19
Активисты этого движения быстро освоили новые СМИ, или, скорее, завладели ими, как они сами бы выразились. Призрак коммунизма бродил в Сети, старые эмблемы и сувениры вновь становились символами. Когда же случилось все это? Вот, например, сайт «Вернем социализм, друзья» — наполовину на русском языке. Сразу включилось видео: архивная запись, на которой дети поздравляют с Новым годом генерального секретаря и старцев из Политбюро в правительственной резиденции Бояна. Действие происходит где-то в конце семидесятых. Члены Политбюро похлопывают детей по плечам и пытаются каждого поцеловать. Какая-то девочка брезгливо вытирает лицо рукавом, и камера тут же меняет ракурс.
Бросается в глаза, что на сайте полно плохо написанных лозунгов. Рифмы слабые, содержание — уровня пожеланий, которые школьники пишут друг другу в так называемых тетрадках-лексиконах. Много фотографий Живкова, Брежнева и Сталина, а также кадры Второй мировой войны, снимки автомобиля «лада».
Руками сильными в бою
Врага мы уничтожим…
Левацкий миф с самого начала отличался скудостью. Чтобы идти вперед чтобы работали скрепы мифа, надо забыть о многом. Надо забыть теракт 1925 года в соборе Святой Недели, забыть тех, кто был убит и похоронен в общих могилах сразу после переворота, кого били и топтали сапогами, кого ссылали в лагеря, не помнить о тех, за кем следили, кого обманывали, разлучали, унижали и запрещали. Забыть о них. И забыть о том, что они забыты. Но просто так взять и забыть невозможно, над этим нужно работать. Нужно непрерывно напоминать себе о том, что ты должен что-то забыть. Наверно, это касается любой идеологии.
Мне захотелось покурить. Причем именно крепких сигарет, как когда-то. Желание оставаться дома пропало, и я решил прогуляться. Я пересек скверик перед собором Святой Софии и очутился позади сравнительно нового памятника царю Самуилу. По задумке скульптора, в глаза царя вмонтировали две диодные лампочки, к ужасу прохожих и бродячих котов. К счастью, спустя два месяца лампочки перегорели и никто не озаботился их сменить.
Если что-то и может спасти эту страну от обрушившегося на нее китча, то только лень и разгильдяйство. То, что работает против нее, ее же и убережет. В государствах, где процветают нерадивость и лень, ни зло, ни китч надолго не задерживаются, потому что им тоже нужны поддержка и усердие. Это была моя оптимистическая теория, но подлый внутренний голос шепнул, что, к несчастью, человек способен победить свою лень.
Я шел по улице, а в голове у меня продолжали спорить гайдуки и коммунисты из Сети. Холодный воздух немного привел меня в чувство, и я понял, что существует две Болгарии и ни одну из них я не могу назвать своей.
Я присел на скамейку неподалеку от памятника со светящимися глазами, которые больше не светились. Мне было грустно и одиноко. Я чувствовал себя раздавленным, совсем как в том анекдоте: «„Простите, вы писатель?“ — „Нет, я просто с похмелья“».
Мимо прошла компания подвыпивших парней. Один из них крикнул, обращаясь ко мне: «Дядя, нечего его охранять, он и так не убежит». И отправились себе дальше, заливаясь смехом и не подозревая, что это была самая нормальная реплика, которую мне довелось услышать за все эти дни. Если бы я мог, пошел бы вместе с ними.
Ведь этот город должен быть моим, и мое прошлое должно мотаться по улицам, выглядывать из-за угла и пытаться со мной заговорить…
Но мы с ним, кажется, уже не находим общего языка.
20
Я вдруг понимаю, что в городе общения нет на всех уровнях. Врачи ничего не говорят пациентам, продавцы не разговаривают с покупателями, таксисты не разговаривают с пассажирами… Не беседуют друг с другом члены отдельных гильдий, одни писатели не общаются с другими, которые, в свою очередь, игнорируют третьих. Дома в семьях царит молчание, мужья не разговаривают с женами, матери и отцы ничего не рассказывают друг другу. Как будто все темы для бесед вдруг исчезли, вымерли, словно динозавры, или, как пчелы, улетели через кухонную вытяжку или маленькое окошко в ванной с разорванной антимоскитной сеткой.
И теперь сидят друг напротив друга он и она, молчат и не могут вспомнить, о чем говорили. И чем больше времени проходит, тем труднее возобновить разговор. Все просто: молчание рождает молчание. В самом начале бывает момент, когда ты хочешь что-то сказать, даже строишь безмолвно фразы, набираешь воздуха в грудь, открываешь рот, но потом машешь рукой и захлопываешь дверь изнутри.
Я был знаком с одной семьей, где муж и жена не разговаривали друг с другом сорок лет, почти всю жизнь. Поссорились из-за чего-то, даже уже не помнили из-за чего, но упустили шанс помириться, а потом это стало невозможно. Дети выросли в атмосфере молчания и покинули родителей. В тех редких случаях, когда они приезжали, родители разговаривали друг с другом с их помощью. «Спроси у отца, куда он дел ножницы», «Скажи матери, чтобы клала меньше соли… Чечевицу невозможно есть…».
Когда их привели в клинику, они
