героического сватовства связаны и сцены охоты. На пути к своей «суженой» жених сражается с хищниками (в том числе с медведями) и сказочными чудовищами (на ковше их заменил лев). В алтайской сказке «Ак-би» герою поручают из трех медведей, что за горой Темир-тайга, привести самого младшего. В другой алтайской сказке отец невесты подвергает жениха нескольким испытаниям: он должен победить и привести в его ставку одного из трех медведей и одного из трех сивых быков, тигра, «желтого» жеребца, пасущегося у Желтого моря, а также одолеть неведомого зверя Андалма. В анатолийских сказках героя заманивает в плен олень, которого тот преследует во время охоты. В эпосе степных кочевников важную роль играет богатырский конь, без которого не обошлась ни одна сцена на ковше. Это неразлучный друг и помощник витязя: «Не буду звать тебя конем, буду звать братом: ты мне лучше брата. Мне предстоит дело, буду звать тебя товарищем: ты мне лучше товарища»{223}.

По-видимому, сцены на сосуде «читаются» в такой последовательности: 1) поимка оленя (это чудесный «златорогий» олень, которого нельзя убить, а можно только заарканить) — одно из брачных испытаний героя; за всадником идут кабан и два медведя, с которыми ему предстоит вступить в единоборство; 2) второе испытание жениха — схватка со львом; 3) наконец, борьба с богатырской девой, за которой последует счастливая свадьба. Есть и другой вариант объяснения: приключения охотника на пути к шатру «суженой». Так как все сюжеты объединены темой героического сватовства, можно предположить, что ковш заказали для свадебного подарка.

Как свидетельствуют сцены на нем, мотивы гузского эпоса не позднее IX в. стали известны на территории Хазарского каганата, возможно, в смешанной хазаро-гузской среде. Хазары считали себя родственными по происхождению с кочевниками зауратьской равнины — гузами, которые постепенно продвинулись на запад вплоть до Волги. Гузские племена находились под политическим влиянием Хазарии. В этих условиях легко происходило усвоение пришлых эпических мотивов и их распространение.

Глава 7

ЗАПАД И ВОСТОК

Насущнейшая человеческая потребность — искать связующие звенья между отдельными явлениями.

Уильям Голдинг

В «Беседе» английского епископа Эльфрика (начало XI в.) приведен примечательный диалог:

«Наставник. А ты что скажешь, купец?

Купец. Скажу, что я полезен и королю, и вельможам, и богачам, и всему народу.

Наставник. Как же это так?

Купец. Сажусь я на корабль со своими товарами и плыву в заморские края, и продаю свои товары, и покупаю драгоценные предметы, каких нет в этой стране…

Наставник. Какие же товары ты нам привозишь?

Купец. Цветные материи, шелк, драгоценные камни, золото, разные одеяния, пряности, вино, масло, слоновую кость… стекло»{224}.

В перечне преобладают экзотические товары Леванта.

Военные столкновения между христианами и миром ислама не могли прервать связей Востока и Запада. Несмотря на тенденцию западноевропейского христианства к монолитности и замкнутости, в нем никогда не умирало сознание того, что «истинная вера» пришла в Европу с Востока и многим ему обязана. В Галлии и Ирландии монахи из Сирии, Палестины, Египта основывали аббатства, реформировали древние монастыри. Происходила и постоянная инфильтрация на Запад элементов материальной, интеллектуальной и художественной культуры Византии и Передней Азии. В технике — это заимствование водяной и ветряной мельницы, в экономике — влияние арабского денежного обращения, в духовной сфере ознакомление с успехами арабской науки.

В V–VIII вв. в главных городах Италии, Галлии, Испании и Британии процветали торговые колонии восточных купцов и мореплавателей: греков, армян, евреев, арабов, сирийцев, персов, которых называли собирательным именем «сирийцы». Владевшие крупными состояниями «сирийцы» покупали высокие гражданские и церковные должности. В «варварских» королевствах эти «агенты цивилизации» монополизировали торговлю предметами роскоши.

Образование франкской империи Каролингов активизировало контакты с магометанами: Карл Великий и багдадский халиф Харун ар-Рашид обменялись посольствами.

С конца XI в. Запад оказался в орбите непосредственного воздействия ближневосточных цивилизаций. Крестовые походы породили более глубокий интерес к издавна влекшему миру Востока. «Золотые виденья» обернулись конкретной исторической реальностью. Под влиянием более утонченной культуры в среде грубых и алчных завоевателей возрастало стремление эстетизировать быт, появился вкус к «вежественному» обхождению. Франки, которые долго общались с мусульманами, стали воспитаннее и культурнее, отмечал сирийский эмир Усама Ибн-Мункыз. Не случайно зал в замке графа Ибелина, сеньора Бейрута (1212), так похож на апартаменты восточного правителя, где все располагало к задумчивости и неге. «Сирийцы, греки, сарацины как бы соревнуются здесь в своем искусстве украшения». Мозаичный пол запечатлел «прозрачность моря, чуть трепещущего под ласками бриза», стены покрывал разноцветный мрамор, фрески на своде изображали небо, по которому плывут облака. Фонтан в центре зала представлял свирепого дракона, «готового поглотить множество диковинных зверей, украшающих мозаику бассейна». В этой изысканной обстановке владелец замка неспешно проводил время на манер восточного владыки: «…И в чарующей прохладе вода своим сладостным журчанием убаюкивает тех, кто ищет покоя»{225}.

Импорт произведений прикладного искусства Востока — шелковых тканей, ларцов из слоновой кости, металлических сосудов — важный фактор в формировании художественных школ средневековой Европы. Лишь немногие из сохранившихся вещей предположительно можно связать со свидетельствами о вкладах знатных лиц в монастырские ризницы или о посольских дарах правителям франков. О необычайных судьбах большинства из них остается только гадать. Европейских мастеров вдохновляли иноземные изделия: особенно привлекало декоративное искусство народов Азии. Его изучали меровингские и каролингские художники. Под сильнейшим воздействием восточных моделей сложился репертуар романской скульптуры. «Восток отметил искусство XII века неизгладимым отпечатком». Он «воспитал наших (французских. — В. Д.) декораторов…, сформировал их интеллект, приучил к симметрии, пробудил в них геральдический гений»{226}. Нередко в искусство латинского Запада и Руси «ориентализмы» проникали через посредство Византии — этого перекрестка путей и культур.

На перекрестке культур

Золотым мостом между Востоком и Западом назвал Константинополь Карл Маркс{227}. Это образное определение можно распространить на всю Византийскую империю, где сошлись Европа, Азия и Африка. Ее восточные провинции, эллинизированные довольно поверхностно, тесные связи с Арменией, сасанидским Ираном, а позднее с арабами серьезно влияли на культуру метрополии.

Византия вела интенсивную торговлю «от пределов восточных до столпов западных» — от Индии и Китая до Пиренейского полуострова. Об изобилии товаров на крупнейших рынках ромейской державы дает представление описание ярмарки в Фессалонике. Под пером анонимного автора XII в. как бы вновь оживает это «величайшее македонское торжество». Оно притягивало греков из разных областей Эллады, племена Мизии