Марка Манлия Капитолийского. Этот прославленный герой, недавно спасший Капитолий от галлов, «первый из патрициев сделался сторонником народа» (Ливий, VI, 11) и в 385 г. стал во главе движения должников. Волнения приняли такие опасные размеры, что диктатор, формально назначенный для борьбы с вольсками, а фактически — для подавления беспорядков, приказал арестовать Манлия. Собравшаяся толпа угрожала разбить тюрьму, и сенат был вынужден освободить Манлия. Мятеж разгорался все сильнее. Тогда патриции и богатая часть плебеев решили прибегнуть к излюбленному средству борьбы с популярными народными вождями: обвинить Манлия в стремлении к царской власти. Он был предан суду и осужден на смерть постановлением народного собрания или, по другому варианту традиции, решением особой судебной комиссии. Манлия сбросили с Тарпейской скалы, представлявшей собой юго-западный обрывистый склон Капитолийского холма (384 г.).

Хотя в этом рассказе есть много недостоверных деталей, самый факт крупного движения плебейской массы и участия в нем Манлия едва ли может вызвать сомнение.

Законы Лициния и Секстия

Гибель Манлия только на короткий срок приостановила народное движение. Уже в 378 г. традиция отмечает новые крупные волнения должников. Своей кульминационной точки сословная борьба достигает в период 376—367 гг., когда все три острых вопроса — задолженность, аграрный вопрос и доступ к высшей магистратуре — были объединены и поставлены на повестку дня. В 376 г. народные трибуны Гай Лициний и Луций Секстий обнародовали три законопроекта.

Первый гласил, что уплаченные по долгам проценты засчитываются в погашение основного долга; остаток вносится в течение трех лет равными частями. Этот законопроект в случае его принятия означал бы фактически ликвидацию долгосрочных обязательств, так как уплаченные по ним проценты в большинстве случаев, конечно, равнялись основному капиталу или даже превосходили его.

Второй законопроект устанавливал предельную норму оккупации государственной земли. Она была определена в 500 югеров (около 125 га). Один из вариантов традиции, отразившийся у Аппиана[74], прибавляет к этому норму использования государственного пастбища: «Никто не может... выгонять на пастбище более чем 100 голов крупного скота и 500 мелкого».[75]

Наконец, третий законопроект упразднял должность военных трибунов с консулярной властью. Впредь должны были избираться по-прежнему консулы и один из них — плебей.

Важность рогаций (законопроектов) Лициния и Секстия заставила патрициев напрячь все силы для борьбы с ними. По преданию, ожесточенная борьба длилась 10 лет. Дело дважды доходило до диктатуры. В течение пяти лет (376—371 гг.) невозможно было выбрать даже обычных магистратов, а плебеи ежегодно избирали народными трибунами все тех же Лициния и Секстия. Наконец, к 367 г. сопротивление знати было сломлено, все три закона приняты, и Луций Секстий в 366 г. стал первым плебейским консулом. Но зато патриции компенсировали себя в другом отношении: из сферы компетенции консулов были изъяты судебные функции и переданы претору (сначала одному, потом двум), избиравшемуся только из патрициев. Кроме этого, наряду с двумя старыми плебейскими эдилами была создана должность двух патрицианских (или курульных) эдилов[76].

В научной литературе высказываются большие сомнения по поводу историчности законов Лициния и Секстия и вообще всех событий, связанных с ними. Меньше всего этих сомнений вызывает первая рогация. Ликвидация долгов, отчасти напоминающая сисахфию Солона, легко могла произойти и в Риме в обстановке напряженной революционной борьбы. Поэтому у нас нет оснований отбрасывать здесь свидетельства традиции.

Сложнее обстоит вопрос с нормой оккупации государственной земли. Цифра 500 югеров кажется слишком высокой. Утверждают, что в начале IV в. размеры римской территории были еще настолько малы, что норма в 500 югеров представляется невероятной. Однако не нужно забывать, что, как мы указывали, незадолго до движения 376—367 гг. к Риму была присоединена большая территория г. Вейи. При таких условиях установление предельной нормы в 500 югеров весьма возможно. Аграрный закон Лициния — Секстия хорошо засвидетельствован традицией. В той или другой форме о нем говорят Катон, Варрон, Ливий, Плутарх и Аппиан. Земельная норма 376 г. впоследствии вновь появляется в законодательстве Гракхов. В силу этих соображений мы можем принять историчность и второго закона Лициния — Секстия.

Что же касается третьего предложения, то сюда нужно внести некоторые коррективы. По Ливию (VI, 35, 42), дело представляется таким образом, что плебеи якобы получили одно из двух издавна существовавших консульских мест, а судебная претура была создана заново. Но мы знаем, что должности консула до этого момента не было, а существовали два претора, старший и младший, которые время от времени заменялись военными трибунами с коллегиальной властью. Поэтому в действительности рогация Лициния, по-видимому, сводилась к тому, что к двум уже существовавшим преторам присоединялся третий. Он должен был избираться только из плебеев и по своей власти целиком приравнивался к старшему из патрицианских преторов. Оба они, таким образом, представляли теперь коллегию и стали называться преторы-консулы или просто консулы. Младшему же патрицианскому претору были присвоены судебные права, он не вошел в коллегию и сохранил старое название — претор. Одновременно с этим произошло удвоение и эдильских должностей. Такова наиболее вероятная картина образования консулата, коллегиальной высшей магистратуры, которая явилась историческим завершением децемвирата и военного трибуната с консулярной властью[77].

Несмотря на победу 367 г., плебеи не были целиком гарантированы от рецидивов чисто патрицианского консулата, так как и после 366 г. мы встречаем годы с двумя патрицианскими консулами. Например, в период между 355 и 343 гг. шесть или семь раз оба консула были из патрициев. Только позднее окончательно входит в жизнь правило, по которому один из консулов был обязательно из плебеев.

Ливий (VI, 34—35) передает любопытную версию того, что послужило поводом к началу движения Лициния — Секстия: «У Марка Фабия Амбуста... было две дочери, старшая замужем за Сервием Сульпицием, младшая — за Гаем Лицинием Столоном, человеком хотя и знаменитым, но из плебеев. Случилось как-то, что сестры Фабии сидели в доме Сервия Сульпиция, в то время военного трибуна, и, как обычно, проводили время в разговорах, когда Сульпиций возвратился с форума домой и его ликтор, согласно обычаю, постучал фасциями в дверь. Непривычная к этому, младшая Фабия испугалась, насмешив старшую, которая удивилась, что сестра не знает такого обычая. Этот-то смех и уколол женскую душу, податливую для мелочей. Толпа поспешающих следом и спрашивающих: «"Не угодно ли?"— показала ей счастье сестрина брака и заставила стыдиться собственной доли, ибо ложному нашему тщеславию претит малейшее превосходство даже в ближних. Когда она, только что уязвленная в самое сердце, расстроенная, попалась на глаза отцу, и тот стал расспрашивать: "Здорова ли?" — она хотела