Причудливый поворот судьбы. В огромной черной машине по улицам города ехали не милиционер Тарасов и рецидивист Тихомиров, а два немолодых человека, и каждый думал о своем и одновременно об одном и том же. Тарасов не лез с вопросами, понимая, что ответов не получит, Нервного ситуация, в которой он подвозит легавого по адресу, тоже не шибко удивляла.

Ехали два мужика по улицам города — и все.

Почему Валерыч не показал полковнику на машину Тихомирова, когда та появилась во дворе напротив офиса «Гелиоса»? Так исключительно ради пользы дела. Сейчас в нескольких кабинетах идет допрос подозреваемых. Этот допрос выверен по-секундно, ребята разрабатывали сценарий до мелочей и трудились над его детальной подготовкой, скорее всего, не одни сутки. Каждый знает свою роль, свою реплику, свой фронт работы…

Что бы изменилось, скажи Тарасов полковнику: «Вон, Иваныч, машина Нервного подкатила»?

Ничего. Отвлек бы Валерыч занятого человека, и так приехавшего на задержание Гольдман только из-за чувства вины перед старым приятелем. Полковник небось вторую неделю в кабинете на диване спит, сейчас у них там «момент истины» наступает, фигурантов на все дела разводят…

Так до Нервного ли Иванычу?.. Не до Нервного. И не до дела семилетней давности, которое раскрыл капитан Тарасов. Что мог Валерыч сказать полковнику на лавочке перед офисом «Гелиоса»: «Я, кажется, докопался до правды, зарытой семь лет назад, и вроде бы знаю, кто два года назад увел из «Гелиоса» пятьдесят восемь тысяч»?

Боже, какая чепуха! Кого в данный момент интересуют давно пропавшие деньги фармацевтов?! Они и о пропаже-то не заявляли…

Зато за сетью наемных убийц стоят такие дела, что ни у одного полковника голова кружится! Такая удача раз в жизни дается — задержание конкретного заказчика убийства, задержание непосредственного исполнителя на месте преступления с оружием в руках, выход на всю сеть и… конечно, предотвращение убийства Вовы Гудвина. Какие тут пятьдесят восемь тысяч, какие стародавние преступления?! Все потом, все завтра, на сегодня сценарий уже расписан…

…Когда машина остановилась на тихой улочке, капитан выбрался из джипа, и Нервный, не поворачивая головы, бросил:

— Стой.

Валерыч оперся о дверцу и свесил голову в салон.

— Ирину не трогай, я с ней случайно познакомился, — тяжело вытягивая из себя слова, произнес вор в законе.

Даже тень, даже капля признания давались отказнику и беспредельщику Сереже Нервному тяжелой пыткой. Но видимо, обстоятельства заставили. Или любовь.

— Хорошо, — просто ответил Тарасов и захлопнул дверцу.

В старом саду с деревьев облетали листья. Они кружили над землей серой стаей, яблони выглядели дряхлыми корявыми старухами, небольшая кучка собранной листвы дымилась у крыльца.

— Здравствуйте, Ангелина Ивановна.

Главный бухгалтер «Гелиоса» распахнула ворота шире и, опираясь на грабли, пропустила капитана во двор.

— Я ждала вас, Михаил Валерьевич.

Нисколько не удивленный, Тарасов кивнул и услышал, как за его спиной грохнула о засов железная щеколда.

— Только что была задержана ваша начальница Марта Игоревна Гольдман, — произнес капитан, тяжело опустился на яркую, в сине-розовую полоску, скамейку у крыльца и посмотрел на Троицкую. Обвязанная лиловым платком, она перестала напоминать ему мудрую сову, предводительницу птичьего вольера «Уголка Дурова».

— Ее арестовали за убийство Гали?

— Нет.

Тарасову показалось, что в глазах Троицкой мелькнуло облегчение.

— Кудрявцева Ольга Владимировна ваша внучка? — глядя в сторону, проговорил капитан. — А Катенька…

— Моя правнучка, Михаил Валерьевич. Моя внучка Ольга умерла в больнице женской колонии. — Брови Троицкой сдвинулись к переносице. — Ее сначала изнасиловали Гудовин и Гольдман, а потом обвинили в краже пистолета и попытке убийства Гудовина…

— Я знаю, Ангелина Ивановна, — тихо произнес Тарасов.

Троицкая села рядом с Валерычем, сгорбилась устало и, подбирая слова, произнесла:

— Я очень виновата перед ними. Перед Ольгой, Катенькой, своей дочерью Лидией… Знаете, Михаил Валерьевич, я живу давно и успела убедиться — если мать невнимательна к своему дитя, то, как правило, происходит следующее: вырастая, ребенок мстит своей родительнице. К сожалению, в большинстве случаев — своей неудавшейся судьбой…

— У вашей дочери не сложилась судьба?

Ангелина Ивановна сняла с головы платок, деревенским, старушечьим жестом обтерла уголки губ и сказала:

— Меня не было рядом, когда с Лидией и Ольгой случилась беда. После моего ухода от Аристарха я почти не видела дочь, Лида даже на его похороны меня не вызвала… И когда Оленьку арестовали, решила, что снова может обойтись без помощи матери. Она меня так и не простила…

— А сейчас?

— Сейчас? — Троицкая задумалась и обвела невидящим взором старый сад. — Мы стоим плечом к плечу, как два покосившихся дерева, поддерживаем друг друга… Если обида и осталась, то где-то очень глубоко, Лида не пускает ее наружу. Я ей благодарна за это.

— Лидия сама сообщила вам о смерти Ольги? Или вы как-то узнали?

— Когда Оленька умерла от родовой горячки в больнице женской колонии, у Лиды случился второй инфаркт. Она нашла меня, — Троицкая усмехнулась, — вдову уже третьего мужа. Позвонила и попросила забрать из колонии правнучку и тело Ольги. — Ангелина Ивановна прерывисто вздохнула. — Если бы я только знала!

— Ваш муж был еще жив, когда арестовали Ольгу?

— Нет, Самуил уже умер. Но я бы нашла хорошего адвоката.

— И он посадил бы не вашу внучку, а двух насильников — Гудовина и Гольдмана.

— Да.

— Вы сильно их ненавидите?

— Ненависть разрушающее чувство, Михаил Валерьевич. Я просто не могу позволить себе эту роскошь. У меня есть Катенька и Лида, я нужна им крепкая и здоровая.

— Деньги, пятьдесят восемь тысяч, взяли вы?

Томительно долго Троицкая молчала и теребила в руках лиловый платок. Капитан не подгонял ее в раздумьях.

— Вы пришли меня арестовывать, Михаил Валерьевич?

Тарасов не ответил.

— За две кардиологические операции, проведенные Катеньке в западногерманской клинике, мы заплатили семьдесят четыре тысячи евро. Мы отдали все, Михаил Валерьевич. Мои накопления (московскую квартиру я оставила детям Самуила Яковлевича от первого брака), деньги от продажи квартиры Аристарха и Лидии… и все равно не хватало… Как бы на моем месте поступили вы, капитан? Ведь кто-то из двоих насильников — отец Катеньки…

Капитан покрутил головой и честно признался:

— Не знаю. Возможно, так же.

— Вот видите, — вздохнула Троицкая.