Оскар Егер в своей «Всемирной истории» констатирует:

Людовика новость о бегстве матери повергла в ужас. Как водится, он сразу же пал духом, решив, что раз мать на свободе, то она непременно отомстит ему. Уж он-то знал, что она способна отомстить…

Одновременно проснулись и надежды врагов кардинала де Ришельё.

Сам кардинал, казалось, отнесся к сообщению о побеге королевы-матери совершенно равнодушно. Если он и проявил какие-то чувства, которые можно трактовать как опасение, то лишь в связи с тем, что Гастон Орлеанский вновь выступил против своего брата, получив поддержку нескольких герцогов, собравших свои отряды в Лангедоке и готовых к походу на Париж.

Находясь в Брюсселе, Мария писала Людовику гневные письма, обвиняя де Ришельё во всех мыслимых и немыслимых грехах. Она даже обратилась в парижский парламент с призывом осудить кардинала за узурпацию власти в стране. В результате Людовик был вынужден выступить перед судьями и опровергнуть утверждения своей матери.

Историк Энтони Леви пишет:

* * *

Гастон Орлеанский тем временем набрал армию и, обретя союзников, в том числе в лице герцога де Монморанси192, знаменитого своей отвагой и многочисленными победами, вступил в бой с войсками короля и кардинала де Ришельё. Но на деле войска Гастона, пусть и многочисленные, оказались всего лишь «разношерстным сборищем валлонов, испанцев и французских дезертиров»193. Реальность быстро расставила все по своим местам. Достаточно сказать, что Гастон, редко проявлявший здравый смысл, вдруг двинул войска на три дня раньше, чем было договорено с опытным Генрихом де Монморанси.

Силы испанцев сосредоточились на границе с Францией. Но до успеха восстания в Лангедоке вступать в войну они не намеревались. В конечном счете уверенность кардинала в успехе оправдалась: как бы французы ни сожалели о суровом правлении своего первого министра и об обращении короля с матерью, им еще меньше нравился союз Марии Медичи с младшим сыном, грозивший обернуться вторжением в страну армии наемников.

Первого сентября 1632 года две армии встретились в сражении при Кастельнодари. Королевской армией командовали маршалы Анри де Шомберг и Жак де Ла Форс. Бунтовщиками – герцог де Монморанси и Гастон Орлеанский. Войска короля начали теснить людей Гастона, и он позорно бежал с поля боя, оставивив в полном беспорядке свои силы. Герцог де Монморанси был несколько раз ранен и взят в плен. Военная кампания закончилась полной победой Людовика XIII и кардинала де Ришельё.

Тем, кому удалось бежать и кто мог бы поддаться искушению снова собраться под знаменами Гастона, был преподнесен урок в виде публичной казни герцога де Монморанси.

Это был один из самых родовитых дворян Франции. Он не принадлежал к ярым противникам кардинала, но, на беду, находился под сильным влиянием своей жены, а та была сторонницей Марии Медичи и Гастона Орлеанского. Фактически именно она, как это нередко бывает в истории, подтолкнула мужа к государственной измене.

Когда истекающий кровью герцог был взят в плен, во французском обществе надеялись, что, учитывая его высокое происхождение, он будет прощен. К Людовику XIII и кардиналу де Ришельё поступали многочисленные ходатайства о помиловании. Но кардинал заявил:

– Нынешнее положение дел таково, что диктует потребность в большом уроке.»Большой урок» был преподнесен 30 октября 1632 года – герцог де Монморанси, еще не оправившийся от полученных ранений, был казнен. Казнь произвела сильное впечатление, ведь речь шла о дворянине, чья родословная велась с X века. По своему положению герцог шел сразу после принцев крови, к тому же он был молод (всего тридцать семь лет), красив, популярен и даже любим, но всегда такой нерешительный король вдруг проявил полную солидарность со своим первым министром. А ходатаям за жизнь мятежного герцога он ответил:

– Я не был бы королем, если бы позволил себе иметь личные чувства.

Вслед за этим полетело немало и других голов. В тюрьмах оказались многие знатные лица Франции. Те же, кому Людовик и кардинал де Ришельё не сумели предъявить реальных обвинений в измене, были устранены при помощи королевских указов, по которым в те времена можно было без суда и следствия бросать за решетку на любое количество лет.

Охваченный паникой Гастон Орлеанский сбежал – сначала в испанский Франш-Конте, а затем в Лотарингию.

* * *

Когда Мария Медичи, находившаяся в это время в Брюсселе, серьезно заболела, она потребовала Франсуа Вотье, своего личного врача, которого кардинал де Ришельё бросил в Бастилию. Ей, естественно, было отказано в самой жесткой форме.

Несчастная женщина уже готова была наложить на себя руки от бессилия. Заливаясь слезами, она позвала к себе своего астролога Масали, сопровождавшего ее в изгнании.

– Скажи, Масали, что ты думаешь о судьбе моего сына Гастона? – спросила она.

– На его звезде видны капли крови, благородная королева, но это не означает, что он умрет.

– О! Ты хочешь сказать, что он не погибнет в борьбе за свои и мои законные права?

– Нет, с ним все будет хорошо, мадам. Но вот кардинал де Ришельё…

– Что кардинал де Ришельё? – встрепенулась Мария.

Астролог глубоко вздохнул:

– Луна в доме Близнецов, Венера противостоит…

– Нет, так подробно не надо. Скажи лишь, что ждет этот позор Франции.

– Он скоро умрет.

– Он умрет! – радостно воскликнула Мария. – Это ничтожество умрет! О, Масали, если это произойдет, можешь просить у меня любые награды! Он умрет! Умрет… – Опустошенная, королева-мать упала в кресло. – А теперь оставь меня, Масали. Я так устала, и мне нужен отдых…

Обращаясь к звездам, астрологи часто упускают из виду, что на земле действуют свои законы. Масали не был политиком и потому не мог просчитать, что кардинал де Ришельё, как только Мария пересекла границу и оказалась на испанской территории, сделал все, чтобы нейтрализовать Гастона Орлеанского, находившегося в Лотарингии. С политической карьерой Гастона было покончено. В конце концов он женится на Маргарите Лотарингской, сестре местного герцога Карла IV, и умрет в феврале 1660 года, в возрасте пятидесяти одного года, когда во Франции уже будет править сын Людовика XIII и Анны Австрийской194.