– Я уже десять лет живу без семьи. И два года – в этой школе, с собаками. Питаюсь всухомятку. Самая моя большая мечта – настоящий домашний борщ и пельмени… – Рудин насупился и обреченно махнул рукой:

– Да ладно, чего там… Не надо мне от вас ничего – считайте, неудачно пошутил. – Он развернулся и пошел к вольерам, крикнув на ходу:

– Ванька! Хорош отдыхать – одевайся! Продолжим тренировку…

– Стойте, Сергей. Да стойте вы! – Алиса догнала Рудина, схватила его за руку и развернула лицом к себе – в уголках ее глаз Пес с удивлением обнаружил слезинки. – Ну что вы такой трудный? Сразу – и в амбиции… Давайте закончим эту тренировку, поедем ко мне – у меня как раз стоит вчерашний борщ. Вчерашний не в том смысле, что пропал, он даже лучше от этого… И ванну примете – от вас, между прочим, псиной несет, а душ, я вижу, у вас тут летний. Вы что – моетесь холодной водой?

– За день нагревается, – Рудин покраснел и отодвинулся от Алисы. – А псиной – ну с собаками постоянно… Да вы не беспокойтесь, я как-нибудь и так…

– Ну нет уж – едем! – решительно отрубила Алиса. – Только обещайте, что не будете приставать, а то я на вас собак натравлю!

– Я – приставать?! – похоже, это предположение возмутило Рудина до глубины души. – Да чтоб у меня паховая грыжа на затылке вскочила! Можете прямо сейчас позвонить моему шефу – Григорию Васильевичу – и поинтересоваться, каков я в обращении с дамами! Он вам скажет, что я – сама добродетель и образец нравственности…

…А Григорий Васильевич в это время пил текилу. Нет, склонностью к алкоголизму он не страдал и, как и все порядочные граждане его круга, предпочитал употреблять горячительные напитки в конце дня. Просто так получилось, что уже в семь утра он вынужден был проснуться от назойливой трели телефона – что само по себе являлось мощным отклонением от нормы – и последующие два часа в обстановке страшного цейтнота занимался напряженной умственной деятельностью. А поскольку в воскресенье Григорий Васильевич привык спать до полудня, это внеплановое бурное бдение окончательно выбило его из колеи.

– Сволочь! – сквозь зубы процедил Толхаев, наливая третью дозу ароматного напитка. – Нет, не сволочь – это мало. Мразь! Чудовище! Вот… Дай Бог встретиться – удавлю на месте. Вот сегодня, если рискнешь пообщаться, и удавлю… Нет, этого мало. Сначала матку вырву. Потом удавлю…

Звонила дама. Не лишенным приятности, хрипловатым голосом представилась:

– Это твоя подружка, Григорий. Звоню, чтобы поблагодарить за помощь. Ничего, что так рано?

– Чего, – вымученно пробормотал Толхаев. – Чего… А! Алина Страубергис, если не ошибаюсь?

– Не ошибаешься, – похвалила дама. – Ты вообще редко ошибаешься, Григорий.

– Ты ж в розыске, – проскрипел Толхаев, чувствуя, как болезненно заныло в груди в предчувствии чего-то нехорошего. – Не боишься, что мой телефон прослушивается? И вот что… Где мой «зубр»?

– Твой телефон начнут прослушивать ориентировочно с обеда, – загадочно пообещала дама. – До сегодняшнего утра ты был никому неинтересен. Пока сообразят, что делать, пока раскачаются – ну ты же знаешь, как у нас бывает, – не раньше обеда, гарантирую.

– Ты на что намекаешь? – похолодел Толхаев. – Ты… Ты чего имеешь в виду?

– Стадогонова завалил Рудин, – сообщила дама. – С места происшествия смылся, а карабинчик оставил. Нет-нет, отпечатков на карабине не было – Рудин профессионал. Но они вышли на партию, которую ты приобретал пару лет назад – для своих протеже. Сейчас усиленно соображают, с какого бока к вам подступиться… Ты чего молчишь?

– Сволочь, – прохрипел Толхаев. – Зачем ты это сделала? Чего добиваешься?

– Так получилось, – печально протянула собеседница. – Знаешь, как обстоятельства складываются… Кстати, карабинчик твой в тайнике у Рудина, где-то в районе промзоны. Можешь сгонять забрать.

– Я не знаю, где тайник, – потерянно пробормотал Толхаев. – Пес место в секрете держит… Слушай, а ты не находишь, что твоя деятельность несколько выскочила за рамки твоих полномочий? Ты на кого работаешь, гадина?!

– На тебя, Григорий, на тебя, красивый мой, – пропела «гадина». – А будешь обзываться – накажу. Соблюдай приличия – с дамой разговариваешь.

– Дама, бля… – с отвращением буркнул Толхаев, беря с прикроватной тумбочки пластмассовую бутылку с остывшей за ночь минералкой и делая два солидных глотка. – Дама… Ммм… Гхм-кхм… Вот что. Я немедленно звоню Марту и аннулирую заказ. И сообщу заодно о всех твоих выкрутасах. На хер мне такой исполнитель…

– О! Терминологией владеешь, – чему-то обрадовалась дама. – Молоток. А ты с Мартом приятельствуешь никак?

– Я ему жизнь спас, – торжественно сообщил Толхаев. – В Афгане. Ты в то время еще в памперсы прудила. Так что даже и не знаю, что он с тобой сделает. Но башку открутит – сто пудов!

– Тогда памперсов еще не было, – опровергла предположение Толхаева дама. – Ты же наводил справки, знаешь, что я далеко уже не юное создание. А Марту ты звонить не торопись, красивый мой, – если, конечно, еще немного пожить хочешь. Не торопись.

– Не понял! – удивился Толхаев. – С чего это вдруг? А-а-а… Так ты, сволочь, грозить мне вздумала? Типа того, что пристрелишь, если позвоню твоему шефу, да? Да на – стреляй, гадина! Стреляй – в гробу я видал таких киллеров! Сейчас же и позвоню – ни секунды ждать не стану! Испугался – нате вам!

– Ты с утра всегда такой зануда? – неожиданно поинтересовалась дама скучным голосом. – Тебе обязательно все разжевывать да на ложечке в рот класть – сам сообразить не в состоянии?

– Не понял? – насторожился Толхаев. – Чего ты имеешь в виду?

– Это чистейшая случайность, что ты вышел на меня, – пояснила дама. – Если бы с моей сестрой не приключилась беда, сам понимаешь, ты ничего бы не узнал. Или я не права?

– Права, – согласился Толхаев. – Дальше что?

– Ты хоть и старый друг Марта, но учти – он, если ты успел заметить, завязан в очень серьезном деле, – сообщила собеседница. – Я тебе раскрою прописные истины, так сказать, особенности нашего бизнеса… Есть объект – тот, кого заказали. Есть клиент – тот, кто заказал. Есть посредник, организатор и исполнитель. Остальные – независимо от социального статуса и степени хорошести – нежелательные свидетели. Если кто-то каким-то образом выходит на посредника – с подачи клиента, – клиент и этот кто-то немедленно подлежат уничтожению. Я доступно излагаю?

– Вполне, – нетерпеливо буркнул Толхаев. – Нечего меня учить – я в курсе, как такие дела делаются! Дальше давай!

– Даю, – покорно согласилась дама. – Клиент знает посредника – и точка. Ему более знать не положено. Если он волею случая выходит на организатора, он становится опасен. То есть он безопасен до тех пор, пока состоит в преступном сговоре в третьем лице – знает посредника и молчит как рыба, поскольку у самого рыльце в пушку. А если он случайно узнает, кто организатор?