— Все правильно, — кивнул господин начальник. — Он необходим для моей личной помощницы.

Девица открыла рот, как будто отказывалась поверить в услышанное, а потом ее взгляд упал на руку Рамзина, которой он по-прежнему держал меня, и она захлопнула его и сузила глаза.

— Разве вашей… помощнице, — она выплюнула это слово, как какую-то гадость, и голос ее стал неприятно высоким, — не стоило бы находиться с нами, чтобы мы с Оливером могли ввести ее в курс дел?

Боже, да тут у нас ревность как никак?

Интересно, кто она, помимо того, что секретарша? Бывшая подружка или типа безотказного варианта, когда ничего другого под рукой нет? Фу, Яна, ты становишься такой стервозной! Одно понятно, что с ней-то у нас дружеских поцелуев в десны точно не будет.

— Анита, а вам не кажется что то, что следует делать моей личной помощнице, и где ей находиться, я смогу решить без посторонней помощи? — в голосе Рамзина проявилась уже хорошо знакомая мне холодная властность.

— Прошу прощения, господин Рамзин, — тут же забормотала секретарша, будто сразу теряя в росте.

— А также я сам в состоянии внятно донести до госпожи Крамер, что и как я от нее хочу, — интересно, этот засранец хоть иногда думает, как двусмысленно зачастую звучат его слова? Похоже, плевал он на это.

— Я поняла, господин Рамзин, — еще тише ответила девушка, опуская голову.

— Прекрасно, что мы поняли друг друга так быстро, — холодно улыбнулся этот гад и как ни в чем ни бывало повел меня к дверям своего кабинета. Покосившись через плечо, я прочитала в глазах Аниты «Сдохни, шлюха!» так же ясно, как если бы это там горело неоновой вывеской.

Едва за нами закрылись двери, я раздраженно выдернула свою руку из его хватки.

— Спасибо, что в первый же день четко озвучил мой статус ЛП — личной подстилки для всех сотрудников, — рыкнула на него я.

— Не драматизируй, — отмахнулся Рамзин.

— В самом деле? — не пойму почему, но в глазах противно защипало. — Думаешь, для них не очевидно, зачем я здесь?

— Думаю, для меня гораздо важнее, когда для тебя станет очевидно, для чего ты здесь, и ты примешь это, — я открыла рот, но он не дал мне сказать. — И ответ «никогда» не принимается.

— Как я понимаю, тебе тупо насрать, что подумают твои подчиненные о тебе и обо мне? — как же мне сейчас хотелось садануть по его заносчивой физиономии чем-то реально тяжелым.

— Грубо, но верно, Яночка. Я владею этим зданием и многими другими, и поэтому я могу делать тут все, что мне вздумается. Даже поиметь тебя у каждой стены. Это моё право. Я даю им работу и плачу зарплату, и все, что им следует делать — это отрабатывать деньги, а не совать свой нос в мою личную жизнь.

Холодная циничность в словах Рамзина сейчас почему-то причиняла мне боль. То, что мы говорим или делаем с друг другом наедине — это одно. И в принципе к тому, что в это невольно вовлечена охрана, я привыкла, чего уж пениться. Но блин, к тому, что в курсе происходящего будет хренова куча людей, я не была готова. В конце концов можно же это было так не выпячивать?

— Знаешь, Рамзин, каждый раз, когда я думаю, что хуже ты быть уже не можешь, ты меня умудряешься удивить.

— Ну, значит, ты никогда со мной не заскучаешь.

— Что да, то да.

— А с каких это пор тебя, дорогая, стало волновать, какое впечатление ты производишь на окружающих?

— С некоторых, Рамзин.

— Судя по тому, что я видел в сети, раньше ты на это не заморачивалась.

— Может и так. Но предпочитаю самостоятельно давать повод для сплетен, а не получать его в подарок от тебя или кого бы то ни было, — обида невольно прорвалась в моем голосе, и от этого я озлилась, сжимая кулаки. С какой это стати я так легко выдаю свои эмоции?

Рамзин застыл передо мной и, нахмурившись, смотрел на меня, словно увидел что-то, чего не видел раньше. За одно утро я вижу у него такой взгляд уже второй раз. К чему бы это?

Затем он отвернулся и стремительно подошел к огромному столу посреди кабинета и стал что-то на нем перебирать.

— Что же, как бы там ни было, все так, как есть, и менять я ничего не собираюсь, — сказал он негромко, и, как мне показалось, больше себе, чем мне.

25

Первый мой рабочий день в качестве рамзинской ЛП трудно было назвать насыщенным событиями или хоть сколько-то занимательным. Выяснилось, что покидать кабинет мне запрещено, даже уборной следовало пользоваться не общей, а его личной, той, что прилегала к кабинету. До обеда все, что я делала — это близко знакомилась с работой его абсолютно новой супер навороченной кофемашины, которую, оказывается, тоже установили только сегодня.

Потому как выходить из кабинета для того, чтобы сварить кофе в приемной, мне тоже не разрешалось. В ответ я отвела душу, измогаясь над кофейным агрегатом всю первую половину дня, методично пробуя все варианты изготовления напитка, указанные в инструкции, до тех пор, пока от запаха кофе в кабинете уже не стало трудно дышать. Я видела, что Рамзина это жутко раздражает, он сжимал зубы, но стоически молчал. А что, я ведь делом занимаюсь, правда? Какие претензии?

Приходили какие-то люди. С некоторыми Рамзин беседовал буквально по пять минут и не слишком вежливо выставлял, но с другими говорил подолгу. Тут же выяснилось, что свободно общаться с его посетителями мужского пола мне также не следует.

Улыбаться им тем более. Самой лезть, гостеприимно предлагая напитки, тоже под запретом. Следовало сидеть и ждать, когда его величество отдаст мне команду, а потом отсвечивать по минимуму. Иначе Рамзин менялся в лице и сверлил меня пристальным взглядом, обещающим страшную кару.

В общем, вскоре я сделала вывод, что эта имитация моей трудовой деятельности ничто иное, как стремление Рамзина контролировать каждую минуту моей жизни.

Оставаться наедине с собой мне дозволялось только в туалете и то не слишком долго, а то мало ли что.

Так как никаких особых указаний от моего инопланетного агрессора не поступало, то я сначала изнывала от скуки, чего он, видимо, и добивался, поэтому старалась откровенно это не показывать. Несмотря на то, что Рамзин, вроде, весь был в работе, я все время ощущала его пристальное наблюдение.

Похоже, он ждал, пока я не выдержу