— Землю, — торжественным голосом произнес султан. — Твой король взял Константинополь. Ты можешь прирезать к этим владениям старый Трапезунд. До меня дошли слухи, что Ак-Коюнлу его заняли почти без боя. Гарнизоны опустели, собираясь для полевой армии одного из претендентов на престол.

— А тебе в том какая пользы?

— Мы Трапезунд не удержим. Да и там нам не рады, в отличие от вас. Вы с ними единоверцы. Я слышал, что после получения твоим королем, жители тех мест оживились и воспрянули духом. Однако, для нас Трапезунд был бы очень полезен как порт на Черном море. Если, конечно, мы сможем там торговать. Не знаю — получится ли занять Междуречье, но южный берег Каспийского моря и земли южнее Кавказского хребта — я уверен, что у нас получится отвоевать. А значит, мы сможем там проводить караваны. И вести торг в обход как мамлюков, так и османов.

— Если наши страны будут жить в мире, то я не вижу препятствий для вашей торговли. Но это я. Иоанн же создавал Волжский путь…

— И мы будем вести по нему торг. Разве мы можем от него отказаться? Да и сам подумай — много ли можно будет вывести караванами до Трапезунда? Там ведь горы. Но я хочу, чтобы не только через Волгу шел торг. В конце концов — это ведь тоже будет ваш порт.

— В таком случае я принимаю твое предложение. — произнес Даниил Холмский. И они с султаном перед многими уважаемыми воинами, присутствующими здесь с обоих сторон, пожали руки.

— А мы? — спросил один из ханов, когда переговоры закончились. — Что получим мы?

— Военную добычу. Я набивал цену, говоря, что там нечего взять. А если там будет мало добычи, то король от своих щедрот дарует вам либо ценными вещами, либо монетой награду.

— Ты это гарантируешь?

— Я не король и я не могу решать за него. Но если мы освободим Трапезунд и поклонимся им Иоанну, то, уверен — благодарность его будет великой. В конце концов степь давно не воюет. А какой воин, если его рука забыла сабли и лука? Тут же верное дело. Если же что-то пойдет не так — мы всегда сможем уйти. Нас разве кто-то насильно будет держать в этом походе? Не знаю, как вы, но я вижу в нем славу и богатство. Наше с вами славу и наше с вами богатство. В крайнем случае мы скажем, что, не доверяя Турану, решили проводить войско подальше. А то, вдруг они решили бы вернуться?

— Ну разве если так… — усмехнулся хан Синей орды. Чуть помедлив к нему присоединились остальные…

* * *

— Мы должны придумать, как его разбить! — устало повторил Фридрих на совете в Вильно.

— Мы не можем его разбить! — упорствовал глава швейцарцев.

— Но почему?

— Потому что он очень осторожен и не лезет в ближний бой. Его люди раз за разом обнаруживают наши засады. А без большой драки накоротке победы нам не добыть.

— Мы можем где-то раздобыть артиллерию? — спросил Император.

— Это нам не поможет, — заметил один из командиров, утраченной под стенами Смоленска артиллерии.

— Отчего же?

— Что при Смоленске, что при Полоцке орудия Иоанна стреляли очень быстро и слажено. Мы не знаем из-за чего так. Впрочем, аркебузиры у него тоже били невероятно часто. Видимо он что-то удумал и пользуется этим. Мы же, если выставим против него даже хороший парк, окажемся разбиты. Просто потому, что не сможем выдержать тот ураган из ядер, который на нас обрушится. А если к нашим позициям подлетят те конные пушки, то и подавно. Это поистине удивительная находка. Подлететь. Ударить. И отскочить…

— Вы совсем ничего не сможете?

— Совсем, — покивали все командиры артиллеристов.

— Хоть к нему на службу нанимайся, чтобы узнать, как там что устроено. У него ведь не только в скорости стрельбы преимущество. Вы видели, как выглядели его пушки? Они совсем другие. Вроде такие же на первый взгляд, но там все иначе устроено. Особенно в лафете.

— Да, — согласился с ним другой артиллерист. — Он совершил прорыв в нашем деле. Оттого и силу обрел великую. Кто против таких орудий выстоит?

— И аркебуз, — поддакнул им командир швейцарцев.

— И аркебуз, — покивали они.

— Значит вы думаете, что кроме ближнего бой у нас нет надежды?

— Нет, — хором ответили многие при молчаливом согласии остальных.

— Я думаю, что нам нужно отходить в свои земли. — заметил один из курфюрстов. — Стараясь избегать битв с ним. Что будет непросто. Он ведь постоянно висит у нас на хвосте. Но не нападает. Знаете, почему?

— Подумаешь секрет, — усмехнулся командир швейцарцев. — Он ищет подходящее поле для боя. И пытается поймать нас там, чтобы отойти мы не могли, принимая вновь драку на его условиях.

— Поэтому нам нужно очень сильно думать — куда и как мы отходим.

— А мы не можем от него оторваться? — спросил Император.

— Только если он окажется чем-то очень занят. Но и тогда… — покачал командир швейцарцев. — Не знаю, кому он там продал душу, но его войско очень быстро передвигается.

— Наша разведка почти всегда находит его на отдыхе, — поддакнул венгр. — И нередко в хорошо устроенном лагере. Любо-дорого посмотреть.

— Продал душу… продал… — покачал Фридрих. — Пожалуй.

— Это была шутка, — поправился командир швейцарцев.

— А я так не думаю. — мрачно произнес Император.

— У нас нет доказательств этого. Справедливость же войны…

— Какая справедливость?! — рявкнул Фридрих, вспылив.

— Среди ребят много слухов ходить. И многие говорят о том, что это Папа учудил, отправив нас на верную смерть против воинства, освященного благодатью Всевышнего.

— Чушь!

— Если это чушь, то почему мы не можем его разбить?

— Из-за того, что он продал душу дьяволу!

— Но ведь нас благословил Святой престол. Неужели поддержка Всевышнего столь ничтожна перед каким-то там дьяволом? Всесильного и всемогущего, хочу заметить. Или, быть может, ее у нас нет. А у него есть? Ведь Константинополь он освободил.

— Впадая в вассальную зависимость.

— Он забрал его добрым словом. Что чудо. Вассальную же зависимость с него снял Всевышний своим проведением, прибрав султана. Что еще одно чудо и явное благоволение небес.

— И что ты мне хочешь сказать?

— Что нас обманули. И что нам пора уходить отсюда, пока нас всех тут не положили. Быстро-быстро. Смоленск и Полоцк — хорошие уроки. И если при Смоленске можно было усомниться. И я усомнился, веря в своих ребят. То Полоцк все окончательно разрешил. Мы не сможем его побить в поле, что этим войском, что в десятеро более сильным. Ибо с ним Бог!