— Да как же! — Зинка выскочит. Жени не было дома, она заглянет к Нюсе: — Эй, кто тут у вас в родах понимает? Там Нилка рожает!

— Без малого полвека прошло, — придерживая Нилке ноги, философски заметит Ривка.

— Ну если мы тогда смогли, то сейчас тем более, — посмотрела на подругу Нюся. — Не боись, мы у твоей бабки Лидку приняли, правда, у тебя дите явно покрупнее.

К процессу подключится Ася Ижикевич с полотенцами, кипяченой водой и шумовыми эффектами. Под шипение Зинки, что не квартира, а проходной двор, на свет появится девочка. Измученная Нилочка прижмет к себе дочку.

— Имя придумала?

— Нет. Я же не знала, кто будет, — улыбалась Нилочка. — Ну здравствуй, дочечка. Красивая какая!

Ася торжественно заявила: — Сегодня по святкам Людмилы.

— Это ты в красном именослове посмотрела? — поддразнила ее Нюся.

— Это по-правильному! По-церковному!

— Людочка, — выдохнула Нила, — мне нравится…

А ночью ей станет плохо. Слишком много крови потеряла и продолжала терять. Она металась в горячке и стонала от боли. Рядом плакала Людка.

— Да что ж за муки ты мне устроил! — пнула мужа Зинка. — Ни жизни, ни сна! Опять через нас все ходют, как по вокзалу!

Женька убрала мокрое полотенце со лба дочери. Вот сейчас Гордеева была бы кстати. Но где ее взять?

— Эй, Котька, беги на угол вызывай «скорую»! А ты еще что-то вякнешь, — обратилась она к невестке, — то к тебе Нилкина «скорая» может и не успеть, понятно?

Нила уцепилась в ребенка и плакала: — Не поеду в больницу, не оставлю, ни на минуту не оставлю!

Ей вколят жаропонижающее и пообещают утром прислать врача из женской консультации.

А Нюся ввалится с отваром крапивы.

Когда через сутки жар спадет и Нила с Людкой на груди наконец заснут, Нюся с Ривой усядутся во дворе и нальют три рюмки — себе и Фире.

— Вот за твою правнучку! И внучку! Выходили Нилку!

— А чего ж она так порвалась? — удивится Ася.

— Ну так бедра узкие, а девка там хороших четыре кило, — устало выдохнула Ривка.

— Как четыре кило? Она ж замуж в начале марта вышла — это что же, семимесячная такая огромная?

— Ой, что ты как сегодняшняя, — огрызнулась Нюся. — Ты что, не знаешь, чего замуж так по-быстрому выходят?

У дворовых мадам вопросов не было — замуж по залету выходила добрая половина Молдаванки. Канавский удивится таким скорым родам и порадуется дочке.

Рождение Людочки положительно повлияет на всю двенадцатую квартиру. Потому что наличие восьми человек в трехкомнатной, не считая младенчика, а точнее, благодаря его появлению, станет той самой точкой кипения.

Зинка не станет слушать очередных оправданий Котьки, а возьмет дочерей и пойдет к директору «Январки».

— Нам назначено, — заявит она в приемной и толкнет дверь: — Девочки, заходите, располагайтесь.

Она грохнет чемодан на стол для совещаний и начнет вынимать постельное белье.

— Это что такое?! — возмутится директор.

— А мы теперь здесь жить будем! Тут места больше, чем в комнате у родни вашего ведущего специалиста, которого обманули, отняли комнату в общежитии, и уже три года мы, как приживалки, всей семьей ютимся в тараканьем углу! И если мой муж не может вам в глаза сказать, значит, я скажу: нет комнаты, значит, мы прям на заводе жить будем. И специалист под боком, и душевые имеются. Курорт!

— Немедленно выйдите! Сейчас же!

— Не пойду! И еще в газеты напишу и товарищу Сталину, как тут над рабочим человеком измываются!

— Да я сейчас милицию вызову!

— И вызывайте! Всех! И милицию! И «Большевистское знамя» и «скорую помощь»! Потому что по своей воле я отсюда не выйду и вас тоже не выпущу! Поживете с нами в одной комнате! Поймете, как это!

— Да вся страна…

— Да вся страна строится и своим кадрам помогает! Сами-то небось в служебных хоромах проживаете?

Котька уже будет стоять под дверью начальника и деликатно стучать, призывая супругу выйти.

— Зиночка, можно тебя на минуточку?

— А ну тихо там! А то я как выйду, вам всем мало места будет!

— Это тебе, Котька, за все бабские слезы такой Змей Горыныч достался, — душились от смеха мужики из цеха.

— Почему достался? Она его схватила когтями и в пещеру к себе унесла, — добрасывали они.

— Смейтесь-смейтесь, — невозмутимо отвечал Котька — кому Змей Горыныч, а кому добытчица. Зиночка, ну пусти меня!

Когда Зинаида выйдет из кабинета, она триумфально обведет взглядом всех собравшихся и, смачно плюнув на бумажку, прилепит ордер на комнату в общежитии Котьке на лоб.

— Переезжаем! Вот как дела решать надо, сопля!

Нет человека — нет проблем

Следующие два дня прошли в непрерывных инструктажах, встречах и согласованиях, после чего Ирод отбыл в Одессу сдавать дела. Через месяц его зачислили в штат плавбазы инспектором по охране труда. Таких инспекторов на борту было около десятка, и никто точно не знал, что, как и от кого надо охранять, пока они шли к месту промысла. Дни тянулись за днями, и, лежа на койке в отдельной каюте, Ирод перебирал в памяти все встречи с фон Розеном, искал то, что упустил, где просчитался, на что не обратил внимания, почему дал так легко себя обмануть. Просчитывал варианты возврата своих капиталов, искал способы и пути своего ухода после завершения акции. И точно знал одно — барон Розен больше не жилец. При всех вариантах развития событий. Никакой плавбазы и Москвы для него не будет.

Его помощники-диверсанты по одному под разными предлогами были представлены ему в течение первой недели. Все они числились водолазами в аварийно-ремонтной службе китобойной флотилии. Так было проще — можно было перемещаться между китобоями, плавбазой и берегом, не привлекая внимания. Он общался с каждым не менее часа, проговаривая с ними детали предстоящей операции.

На второй день после швартовки в Монтевидео за ними пришел катер лоцмана — другое советское судно, стоящее на рейде, запросило помощи в ремонте рулевого управления. На этом катере вся группа была доставлена к побережью Уругвая. На месте их ждал проводник. Под покровом ночи без приключений они добрались до усадьбы, проводник нейтрализовал собак, стреляя в них отравленными иголками из короткой духовой трубки.

Фон Розена, нынешнего дона Санчеса, бойцы обнаружили в спальне на втором этаже, спеленали сонного, надели на голову мешок и по команде Ирода переправили на первый этаж в большую комнату без окон. Оставив одного боевика снаружи комнаты и отправив остальных на охрану периметра, Василий Петрович первым делом лишил барона речи, воткнув несколько иголок в одному ему ведомые точки, и, сняв с головы мешок, медленно и четко сказал: