Как следует из сводки Генштаба, утром 5-го декабря 58-я тд сосредоточилась в районе Глебово[367] (Глебово находится практически в крайней северной точке Талдомского района – Прим. автора). По-видимому, Г.П. Артемьев стал свидетелем одной из атак 1-й УдА через канал. Ее операция началось раньше общего контрнаступления, о чем будет рассказано в следующей главе.

Схема затопления пойм рек Сестра и Яхрома, выполненная организаторами работ.

В течение последующих нескольких дней на всем протяжении фронта 30-й А проходили лишь отдельные бои с разведывательными подразделениями противника, а сама армия занималась получением пополнения и перегруппировкой. Рассмотрим потери, понесенные обеими сторонами в боях на дмитровском направлении, хотя материала для полноценного анализа мало.

Численность 30-й А перед началом немецкого наступления составляла 23000 человек[368]. За 15 дней боев было потеряно 60–70 % личного состава[369]. Это примерно по 1000 человек в день. При «стандартном» соотношении числа убитых и раненых 1 к 3 это составляет 250 убитых и 750 раненых. Следовательно, за семь дней боев (23–29 ноября) 30-я А могла потерять убитыми 1750 человек при 5250 раненых. Однако следует помнить о том, что в эти дни бои шли не только на левом фланге, но и в центре построения 30-й армии в секторе между рекой Сестра и Московским морем. Если поделить полученные цифры пополам, то на дмитровском направлении из состава армии погибло примерно 800–900 человек и было ранено 2400–2700. В это число неявно входят и потери пленными. Однако их доля была не столь велика, как в октябре. Противник не упоминает о захвате больших групп пленных в эти дни.

Конечно, еще сложнее оценить потери немцев войск исходя из данных наших войск. Вот две записи в журнале боевых действий Западного фронта: «На КЛИНСКО- ДМИТРОВСКОМ направлении бригада (8-я тбр – Прим. автора) уничтожив 70 танков, 25 орудий, 60 пулеметов и около 2000 солдат и офицеров противника»[370].

«В боях за 28.11 в районе МАТВЕЕВО, САВЕЛОВО частями армии уничтожено: 20 танков, 800 солдат противника»[371].

Получается, что враг потерял 90 машин. При этом 8-я тбр вела бой с 7-й тд только 25 ноября. На утро этого дня в немецкой дивизии имелось только 50 танков в боевой готовности [372]. В дальнейшем на пути к Дмитрову левофланговая группа сражалась только с 14-й мтд, которая танков вообще не имела! Поэтому еще 40 танков просто было неоткуда взять. Но ведь и в 7-й тд не все танки были потеряны за один день! Иначе фронт стабилизировался бы уже на Рогачевском шоссе.

После с этими цифрами невольно возникает чувство некоторой неловкости. Конечно, нельзя сбрасывать со счетов стремление командиров в выгодном свете представить результаты своих действий. Во все времена главным полем для этого служили отчеты о потерях противника. Они, естественно, завышались. Это, видимо, имеет место и в данном случае.

Сюда надо отнести и объективные трудности с выяснением потерь врага ввиду того, что поле боя оставалось в конечном итоге за немцами. Вполне возможно, что часть из того, что названо танками, было бронетранспортерами или самоходными штурмовыми орудиями. Кроме того, возможен и просто двойной счет, когда об одном и том же танке отчитывались и артиллеристы, и танкисты. В некоторых работах, чтобы учесть все эти субъективные факторы, рекомендуется делить цифру вражеских потерь на два. Но и при таком подходе разница между данными наших источников и сведениями противника будет оставаться весьма значительной.

Надо помнить и о том, что большинство подбитых на поле боя танков приводилось в боеспособное состояние спустя несколько дней и даже часов после боя. Поэтому в немецких войсках подбитый танк не указывался в составе потерь. Чтобы перейти в эту категорию, он должен был основательно выгореть или превратится в груду железа. В бою, например у артиллеристов, не всегда есть время, чтобы заниматься добиванием каждой остановившейся машины, тем более, если из нее идет дымок (а гореть могла и дымовая шашка, подожженная экипажем). Иногда для окончательного уничтожения машины использовались саперные команды, но обычно уже после боя. Однако подбитые танки часто удавалось эвакуировать даже в ходе боевых действий.

Мы видели, как 28 ноября командир танкового полка нашей 8-й тбр ведет в атаку только что отремонтированные машины. Хотя по официальным данным в бригаде танков уже не осталось[373]. Значит, часть машин удавалось эвакуировать и в неблагоприятных условиях отступления.

Несколькими страницами раньше А.В. Егоров сетует, что «танков у нас мало – немногим более двух десятков. Каждая боевая машина уже неоднократно получала повреждения от вражеских снарядов, каждая по пять-семь раз побывала в ремонтных мастерских. Например, из десяти КВ у трех требовалось менять двигатели, у трех – коробки передач, из девяти тридцатьчетверок только две были вполне исправны, у четырех предстояло менять двигатели, у трех – пушки. Не в лучшем состоянии были танки Т-40 и Т-60»[374]. Однако немецкие танки находились точно в таком же состоянии! Только на этом этапе войны их ремонтные службы работали более эффективно.

Здесь надо помнить главное: «…тот, за кем сохранилось поле боя, ремонтирует все оставшиеся на нем танки – и свои, и чужие» [375]. Именно этим преимуществом обладали немецкие войска в последней декаде ноября 1941 г. В противоположность им, наши танкисты отступали, и многие подбитые машины достались противнику. Поэтому так быстро растаяла 58-я тд, о чем мы говорили в начале, а немецкая 7-я тд могла поддерживать свою боеспособность на приемлемом уровне. Она теряла машины в каждом бою, но далеко не всегда безвозвратно.

Первый командир 64-й сбр Б.И. Скорохватов.