– Не трогай, – охнул Элий. – Больно же!

– Тебе кажется, что больно. На самом деле это не боль.

И боль под её ладошкой в самом деле куда-то ушла – растворилась, что ли. Осталось едва приметное покалывание, как покалывает руку или ногу после долгой неподвижности.

– Ты – колдунья?

– Немного. А впрочем, не знаю. Мне кажется порой, что я могу видеть будущее…

Она смотрела на потолок широко раскрытыми глазами, не мигая. И потолок раскрылся, и за ним проглянуло бледно-голубое небо с лёгкой пеной облаков. Лето. Сад. Ложе с золочёными ножками в виде львиных лап стояло среди зеленой травы. Элий играл с малышом. Карапуз и ходить толком не мог, после каждого шага падал, но тут же поднимался вновь. Элий подхватывал его и ставил на ноги.

– Я вижу будущее, – прошептала она. – Оно такое… такое…

– Хорошее?

– Недоступное…

Она замолчала. Элий тоже молчал.

– Ну вот, опять… – вздохнула Летиция.

– Что – опять?

– Ты слышал? Где-то плачет ребёнок!.. – Она поднялась, подошла к двери и распахнула её. Замерла на пороге, прислушиваясь.

– Тебе кажется.

– Нет, точно плачет!

Элий прислушался.

– Все тихо.

– Нет, заплакал опять… – Летиция склонила голову набок, прислушиваясь. – Пойду, поищу, где же он. Может, подкидыш? Я бы взяла его к себе.

– Не заблудись в доме, – остерёг он.

– Все это мелочи… – сказала она. – Только мелочи.

Квинт наскоро перекусил на кухне и, сморенный теплом и усталостью, заснул в старом плетёном кресле. Проснулся он уже на закате оттого, что чья-то ладонь гладила его по лицу, чьи-то зубки слегка покусывали мочку уха.

– Кто здесь? – вскинулся Квинт и попытался вскочить, но все та же рука легко надавила ему на грудь, и Квинт обмяк.

– Кто здесь? – повторил он шёпотом. Голос его слегка дрожал. Как и он сам. То ли страх, то ли возбуждение – он не мог разобраться.

– Неужто ты боишься? – шепнул кто-то на ухо.

И он понял, что голос девичий, совсем юный.

– Нет, не боюсь, конечно… – Он не договорил – девичьи губы прильнули к его губам.

Поцелуй был так долог, что когда неведомая красавица (а Квинт уже знал, что обнимает красавицу – его руки, ласкавшие её тело, поведали ему об этом) наконец оторвалась от его уст, за окном совсем стемнело. Тьма умело скрывала прекрасное тело.

– Ты любишь меня? – спросила гостья. – Любишь, знаю, только ни о чем не спрашивай.

– Кто ты?

– Я – дочь домового. Самая нежная люба на свете. А у ваших домовых бывают дети?

– У Ларов? Не знаю. Наверное, мы их дети… А почему ты выбрала именно меня?

– Потому что ты – друг хозяина дома. А мой отец уже поболтал с хозяином. Так что теперь мы можем любить друг друга, как принято в наших краях.

Она бесцеремонно задрала его тунику, и они предались Венериным утехам в старом плетёном кресле.

– Квинт… где ты… – услышал он в самый разгар страстных ласк другой женский голос. Голос, как ему показалось, похожий на голос Летиции. Он попытался оттолкнуть любовницу, но она страстно зашептала:

– Зачем… меня никто не увидит, кроме тебя. – И Квинт поверил. И, придерживая тонкую талию неведомой красавицы, продолжил…

Та, другая женщина вошла и включила свет. И тут Квинт увидел свою таинственную возлюбленную – её белое тело, отливавшее желтизною взбитой сметаны в свете тусклой лампочки, её пшеничные волосы с золотым отливом. И её глаза, хитрые, чуть косо прорезанные, зеленые с жёлтыми искрами, и розовые губы, и розовый язычок меж розовых губ…

– Кто ты? – спросила женщина, что зажгла свет.

– Я охранник… Квинт… Приск… А ты?

– Я – подруга гладиатора. Что ты делаешь здесь, Квинт? – Она видела спинку кресла и запрокинутую голову Квинта.

– Спал, – отвечал тот сдавленным голосом. Волосы дочери домового взметались вверх при каждом движении. А в глазах вспыхивали и гасли золотистые искорки. Мысль, что подруга Элия может догадаться, чем он тут занят, ничуть его не смутила. Но гостья хозяина как будто ничего не замечала. Дочь домового она не видела.

– Я хочу тебе сказать…

– Да… – голос Квинта прерывался.

– Где-то плачет ребёнок. Ты слышал?

– Нет… – Квинт судорожно втянул в себя воздух.

– Ты странный какой-то.

– Я… – прерывистый вздох, – устал.

Она, кажется, о чем-то догадалась и затворила дверь. И тогда волна наслаждения накрыла Квинта.

Летиция скользнула под одеяло и прижалась к Элию.

– Обыскала весь дом, а ребёнка так и не нашла… Чудно…

Она почти сразу заснула.

В таблине зазвонил телефон. Элий не хотел вставать. Надеялся, телефон позвонит и перестанет. Но звонки не умолкали. Пришлось подойти. Трубка была отделана моржовой костью.

– Ты представляешь, Перегрин, Сенека не умер, – услышал он голос Диогена. – У этого парня отменное здоровье. Его даже не парализовало. Рана, конечно, серьёзная, но совершенно не опасная. Парень вернётся на арену. И ты сможешь вновь с ним сразиться. И прикончить его во второй раз. – Диоген хмыкнул.

Элий положил трубку. Значит, догадка оказалась верной. А коли так, то Всеслав вернётся на арену и вновь будет биться с Элием. Победить Сенеку во второй раз будет куда легче. Надо только, чтобы Диоген не дал Сенеке до этого сразиться с кем-нибудь другим.

Бедный Сенека… Элий прошёлся по таблину. А что если… что если сказать ему?.. Нет, не надо. Нельзя. Всеславу это не поможет, а сделает только хуже… И все же… Элий вернулся в спальню, тихо, чтобы не разбудить Летицию, взял одежду. Авто придётся вести самому, а Элий дрянной водитель.

Он на цыпочках пошёл к двери. Летиция не проснулась. Во сне её губы шептали:

– Я здесь. Нет, ты не можешь меня видеть… но говорить со мной можешь… долго… да, очень долго… пока я сплю, а ночь ведь долгая… Да, здесь у меня ночь. А у тебя светло. Да, это я… конечно же я… Почему ты мне не веришь?.. И не плачь… глупо плакать… ну вот… я плачу тоже… и я тебя люблю… да, больше всех на свете… как Элия… его я люблю тоже больше всех…

Элий задержался на пороге.

– Нет, мой мальчик, все не так. Почему раньше я к тебе не приходила? Не знаю. Наверное, раньше не умела… А теперь научилась… Не знаю как… Но научилась. Тебе одиноко во дворце, я знаю. Но теперь я буду приходить. Каждую ночь. У тебя будет день… а у меня ночь… Да, я так далеко.