— Как моча, — откликнулся Эрни, явно довольный сравнением.

Томас отхлебнул кофе, который остыл еще в кофейнике.

— А ты, Эрни? Как себя чувствуешь?

— Совершенно замечательно. Ничто не исцеляет лучше хорошего сна. И чуточки кофеина.

— А ничего не произошло… необычного? То есть после того, как я ушел.

— Ничего, насколько я помню. Мистер Сантос весьма полюбил нашу Лили, вот и все, пожалуй.

— Кто это «наша Лили»? — спросил Джордж.

— Всего лишь одна из самых красивых леди этого вечера в Манаусе, Джордж. Согласись.

Джордж хмыкнул.

— Может, она и твоя Лили, — возразил Томас, — но не моя.

— Ладно, ладно, не кипятись, — ухмыльнулся Эрни. — Просто так говорят. Верно, Джон?

Джон поднял голову от книги.

— Наверное, раз ты так говоришь, Эрни.

— Черт, да что это со всеми сегодня? Хватит брюзжать, — недовольно воскликнул Эрни и взялся за газету.

Томас откинулся на спинку стула и отмахнулся от мух, которые уселись на его руках и лице. Лес располагался по ту сторону высокой стены, и в некоторых местах он пробивался сквозь кирпичную кладку, устремляясь внутрь двора. Наверное, нужно все время следить за тем, чтобы лес окончательно не перешел в наступление. Ему страстно захотелось исследовать эту новую местность, где изменения в составе почвы делают воду в реке настолько черной, что она даже получила свое название из-за этого необычного цвета. Несомненно, это также означало, что здесь присутствует целая масса новых видов насекомых.

Где-то там его ждала бабочка. Несмотря на весь ужас прошлой ночи, возможно, это был знак. Он пойдет на все, лишь бы найти ее.

Когда Сантос вернулся, покончив с делами, он помог им скоротать остаток дня, проведя экскурсию по Манаусу. Первое здание, возле которого они остановились, оказалось оперным театром — гордостью и радостью Сантоса, однако вследствие уныния, овладевшего Томасом, декадентское сияние его казалось тусклым. На самом деле при сооружении этого здания не жалели никаких средств. Сантос хвастал, что завез из Эльзаса шестьдесят шесть тысяч голубых и золотых плиток, чтобы украсить купол; Томасу мерещилось, что это тысячи морф блестят в лучах полуденного солнца, и он все ждал, когда они взлетят и под ними взорам откроется что-то более мрачное. Здание строили по флорентийскому проекту, и камни везли из Италии. Тяжеленный груз для любого океанского лайнера. Внутри здания Сантос показывал им роскошные люстры из Венеции, колонны из каррарского мрамора и высокие вазы из севрского фарфора, с удовольствием произнося все эти названия. Софи была бы покорена этой красотой — как бы ему хотелось, чтобы она увидела все это. Действительно, будь она здесь, ничего бы столь глупого прошлой ночью не произошло.

— Вы должны увидеть его во время представления, — сказал Сантос. — Вот когда он поистине сверкает. Во всей Европе не найти такого великолепия! Имея такой оперный театр, мы доказали, что наш город по-настоящему превосходен. Вы согласны, джентльмены?

Все молча закивали, но было ясно, что думают они то же, что и Томас: присутствие этого здания в джунглях по меньшей мере странно — так же нелепо, как если бы африканский слон сидел за чашкой чая в отеле «Риц». Томасу было неуютно рядом с этим сооружением — пусть и таким великолепным — после всего увиденного в джунглях, особенно тех условий, в которых там живут люди.

Вечером того же дня, когда Томас спустился к ужину и вошел в гостиную, все уже сидели там и пили бренди.

— Я приготовил для вас кое-что приятное на сегодняшний вечер, — объявил Сантос. — Немного музыки. Вы любите музыку?

— Конечно, — сказал Джордж. — Мы почти не слышали музыки с тех пор, как приехали сюда.

— Что ж, — произнес Сантос. — Уверяю вас, мистер Сибел, подобной музыки вы никогда раньше не слышали.

Он позвонил в колокольчик, стоя у каминной полки.

«Как забавно, — подумал Томас, — иметь камин, живя в таком климате».

В комнату вошла невысокая пышнотелая женщина, за ней — двое мужчин. В одном из них Томас узнал Мануэля, безъязыкого слугу Сантоса. Эти двое мужчин внесли гитары и сели на жесткие стулья, тогда как женщина заняла место между ними. Она натянула на плечи черную шаль и закрыла глаза. Гитаристы заиграли, искусные пальцы извлекали из струн проникновенные звуки. Двое музыкантов дополняли друг друга, звуки их инструментов плели замысловатую ткань мелодии.

Не открывая глаз, женщина начала петь низким голосом, печально и хрипло. Когда голос ее окреп, она открыла глаза. Женщина пела на португальском языке — Томас тоже закрыл глаза и попытался разобрать слова. Это была скорбная песня, наполненная страстью. Он понял, что певица тоскует по оставленной родине, Опорто, где протекает большая река.

В песне говорилось о том, как люди пьют там вино и медленно танцуют. Томас снова открыл глаза и оглянулся на своих товарищей — все были зачарованы. На лице Сантоса застыла грустная улыбка, едва заметная под усами. Глаза певицы блестели от слез. Она ни на кого не смотрела, но устремила взор в дальний угол комнаты, словно желая разглядеть — сквозь стены дома и даже через океан — родную землю. При виде этого лица — с золотистой кожей и маленьким подбородком, с огромными карими глазами — в душе Томаса что-то дрогнуло. Когда песня подошла к завершению и певица взяла последнюю, невероятно долгую ноту, она остановила на нем свой взгляд и вздернула брови в удивлении. Кровь у него застыла в жилах, и он задохнулся, как будто от порыва ветра.

Песня закончилась, и мужчины захлопали от души. Томас двигал руками механически, одновременно со всеми. Женщина низко поклонилась, но жест ее, когда она взмахнула платьем, показался вызывающем и дерзким. Она раскрыла веер, висевший у нее на запястье, и спрятала за ним лицо, обмахиваясь. Двое музыкантов взяли свои гитары и покинули комнату.

— Прекрасно, моя дорогая, — сказал Сантос.

Он повернулся ко всем.

— Эта музыка называется фаду, джентльмены. Музыка португальцев, скучающих по своему дому. Эта леди — лучшая исполнительница фаду в Манаусе.

Она опустила глаза в пол, ресницы подрагивали над веером. Сантос протянул ей руку, и она прошла вперед и подала ему свою.

— Разрешите представить мою жену Клару.

Все встали, и Томасу показалось, что он вот-вот потеряет сознание. Чтобы не упасть, он ухватился за спинку стула рядом с Джорджем. Пока Сантос обходил всех гостей, представляя их по очереди жене, Клара на Томаса не смотрела.

— А это мистер Эдгар.

Сантос на мгновение отвернулся, чтобы сказать что-то Эрни, который направлялся к камину. Клара отвела в сторону веер от лица и в упор посмотрела на Томаса. Затем поднесла палец в черной перчатке к своим губам.

Томас кивнул, молча соглашаясь, готовый провалиться сквозь землю.

Манаус, 7 января 1904 года