Однако везде, где я заводил разговор о миссис Симпсон, упоминали о «досье»! «Досье», которое министерство внутренних дел завело на эту даму, как и на всех важных особ, вероятно, содержало все тайны ее безнравственной личной жизни. Когда я спросил моего собеседника, видел ли он это «досье», он, сильно смутившись, ответил, что оно засекречено. Но когда один из наиболее почитаемых в Англии церковных деятелей, мудрый старик, совершенно искренне поведал мне, как ему казалось, всю правду об этой даме, я понял, как глубоко пропитано английское общество ядом клеветы.

Клевету никак нельзя поймать, она приползает на брюхе, словно змея, — так говорится о ней в монологе из «Севильского цирюльника». Никто не может удержать ее, она выскальзывает из рук как мыло. Если бы все, кто клеветал на эту женщину, предстали перед судом, они не смогли бы предъявить даже намека на доказательство своих слов и были бы осуждены. Все клеветнические обвинения, которые мистер Деннис собрал и выпустил в свет — кстати, не имея ни малейшего намерения оскорбить Эдуарда, — автор и издатель вскоре были вынуждены изъять из обращения, выразив при этом свои глубочайшие сожаления. А судья даже заявил: «Очень вероятно, что за нынешним решением последует уголовный процесс» («Таймс», 22 ноября 1937 года).

Ибо после отречения Эдуард, став герцогом Виндзорским, имел право возбудить судебное преследование, как простой смертный; будучи королем, он не имел права защищать в суде себя и свою женщину. Все, что он читал в прессе, все, о чем, судя по всему, шушукались у него за спиной, громоздилось перед ним, и под этой омерзительной кучей сплетен уже было не разглядеть женщину, которую он любил. Эдуард ничего не мог с этим поделать, да и у нас с вами есть только два способа опровергнуть грязные слухи.

Во-первых, достаточно было одного взгляда на эту женщину, чтобы понять: ее так называемая пикантность существует только в разгоряченном воображении буржуа. Женщин, которые пленяли сильных, целомудренных и умных мужчин, в прошлом называли ведьмами и сжигали на костре из-за их невероятной сексуальной привлекательности. Ныне, если следовать фантазиям буржуа, рисующего картину греха, таких женщин можно встретить в ночных увеселительных заведениях, где они, принимая непристойные позы, танцуют под отрывистую музыку или попивают ледяное шампанское.

Во-вторых, имеется абсолютно достоверное свидетельство друга короля: он постоянно находился рядом с Эдуардом во время кризиса, проводил переговоры с его противниками, стремился удержать короля у власти, — в общем, сделать все возможное и невозможное, чтобы все уладить. Если вокруг этой женщины существовали какие-то тайны, если имелись основания обвинить ее в безнравственности, то именно этому человеку министры и священнослужители должны были предъявить соответствующие документы, чтобы он мог сказать королю, что тот плохо распорядился своим доверием. Это важное замечание я услышат из его собственных уст. Этому человеку, пользовавшемуся доверием обеих сторон, не разу не показали ни единой страницы из пресловутого «досье», в его присутствии никто даже не намекал на какие-либо обвинения в адрес миссис Симпсон. Это исчерпывающее доказательство того, что знаменитое «досье» на герцогиню Виндзорскую не содержит ничего, что могло бы бросить тень на ее нравственность. И все-таки эта женщина была отвергнута обществом не потому, что была разведена, а исключительно из-за ее репутации, которую создала при помощи клеветы клика великосветских особ, управляющая Англией.

VII

Всем известно, что «Таймс» — это один из оплотов Британской империи, не менее важный, чем парламент, король, флот, Английский банк; известно также, что по этой газете можно проследить историю Англии более чем за сто лет. Автор, опубликовавший в Англии два десятка книг, может рассчитывать на благосклонность и объективность этого печатного издания. Когда «Таймс» заодно с правительством — то есть когда правительство консервативное, — они оказывают взаимную поддержку, ибо нуждаются друг в друге. Если к ним изъявляет желание примкнуть еще и церковь, и они все вместе идут к намеченной цели, эта троица становится поистине всемогущей, и тогда правительственному большинству нечего опасаться.

На сей раз их общей целью стало свержение Эдуарда, однако мы не располагаем точными сведениями о том, когда они стали союзниками и до какой степени их позиции сблизились. Поскольку мы не склонны недооценивать тонкий ум мистера Доусона, то думаем, что этот альянс был очень тесным, и заключили его гораздо раньше, чем принято считать, так как интересы, или, по крайней мере, взгляды трех сторон полностью совпадали. Главный редактор «Таймс» мистер Доусон был давним другом Болдуина; архиепископ, который был его наставником в Оксфорде, входил в административный совет «Таймс»: нельзя не принимать это во внимание. Архиепископ и премьер-министр были вынуждены воздерживаться от слишком резких высказываний, дабы не раздражать своего противника короля: по этой причине им особенно нужна была пресса, чтобы формировать общественное мнение. Они, конечно, не сомневались, что «Таймс» будет служить выразителем их интересов, и понимали, что за ней последуют и другие консервативные газеты. Мастерски подготовленная кампания в прессе шла по нарастающей, и решающую роль в ней сыграла серия статей, опубликованных в «Таймс» с 24 ноября по 10 декабря, они гораздо лучше, чем официальный доклад Болдуина, раскрывали план, который должен был заставить несносного монарха беспрекословно повиноваться — или отречься от престола.

Для начала «Таймс» решила предупредить короля в связи с его «речью» в Уэльсе, потому что подобные демонстративные акции, «если они будут продолжаться, могут привести к вмешательству монархии в политику». Вскоре после этого газета перешла к угрозам, потому что король якобы оказывал влияние на назначение генерал-губернатора Южной Африки, а это противоречило закону; король, отмечала «Таймс», обязан вести себя так, чтобы быть недосягаемым для «общественного осуждения и насмешек». Ему подобает сохранять особое достоинство, которое «не мешало бы ему общаться с людьми любого звания и положения, но которое нельзя сбросить или надеть, как новый костюм». У читателей газеты, наверное, возникло ощущение, что их короля публично отчитывают.

Короля пугали со всех сторон. Премьер-министр утверждал, будто ему известно, что народ против брака Эдуарда с миссис Симпсон. От людей, близких к архиепископу, король узнал, что тот скорее откажется короновать Эдуарда, нежели соединит его с разведенной женщиной. «Таймс» читала ему нотации, словно школьнику. Но подруга, от которой действительно зависело его будущее, по-прежнему умоляла Эдуарда во что бы то ни стало остаться на троне. Эта женщина никогда не считала, что на ее отношения с любимым мужчиной могут как-то повлиять его королевский титул или даже законный брак. Один человек, в то время друживший и с королем, и с его подругой, готов был поклясться в том, что так оно и было, в особенности перед теми, кто не был знаком с этой женщиной или не хотел ее признавать.

Она, конечно, знала, что любое сопротивление только заставит короля еще больше заупрямиться. Но что ей было делать? Уговаривать его отказаться от короны, чтобы он упорствовал в своем стремлении ее сохранить? Так происходит в старинных операх: женщина рыдает за шторой, когда ей известно, что ее никто не видит, а зритель смеется над глупостью мужчины, который не понимает, какую игру она ведет.