– Да нет, я приехал вас повидать. – Тут как раз последовала эта его потрясающая улыбка.

Билли шутливо взмахнула рукой:

– Разумеется. Но все равно: как продвигается ваше следствие?

Сэмпсон стал рассказывать ей о недавней гибели Роберта и Барбары Беннет в Вест-Пойнте, а затем – о том, как застрелили полковника Оуэна Хэндлера. Он разделял их с Кроссом версию о том, что те гипотетические трое мужчин могут быть ответственны по крайней мере за некоторые из расследуемых убийств.

– Все вроде бы указывает на какие-то давние вьетнамские события. Там в ходе войны произошло что-то из ряда вон выходящее – до того скверное, что оно могло послужить мотивом нынешних убийств. Ваш муж, Билли, мог быть каким-то образом в это замешан. Возможно, даже сам того не подозревая.

– Он не любил говорить о пережитом во Вьетнаме, – сказала она, повторяя сказанное еще в прошлый раз. – Я всегда уважала эти его чувства и не настаивала. Но потом началось что-то странное. Пару лет назад он купил несколько книг о войне. «Слухи о войне» – так, помнится, называлась одна из них. Взял напрокат фильм «Взвод», который до этого упорно не желал смотреть. Однако сам о тех событиях по-прежнему говорить не хотел. Во всяком случае, со мной.

Билли опустилась в темно-синее плетеное кресло и уставилась в океанскую даль. Над высокими дюнами кружила стайка чаек. Красивая картина. Далеко на горизонте виднелись неясные очертания океанского лайнера.

– Лоренс всегда употреблял алкоголь, но в последние годы стал пить гораздо больше. Крепкие напитки, вино. Муж не бил, не обижал меня, но я чувствовала: он все больше и больше отдаляется. Однажды вечером, когда уже начало смеркаться, он отправился рыбачить, взял удочку, ведро для улова и отправился по берегу. Было начало сентября, в это время хорошо ловится паламида. Тогда эту рыбу можно черпать прямо ведром.

Я ждала его возвращения, но он все не приходил. Наконец я вышла и пошла его искать. Большинство здешних домов на пляже после Дня труда[27]уже пустуют. Так уж тут сложилось. Я прошла по берегу с милю или больше. Мне уже становилось не по себе.

С собой у меня был электрический фонарь, я включила его и на обратном пути двинулась ближе к дюнам и пустовавшим домам. Вот там я его и нашла.

Лоренс лежал на песке, рядом валялись удочка и ведро. Он прикончил целую пинту[28]виски. Выглядел как уличный пьянчуга, который заблудился и отсыпается прямо на пляже.

Я легла рядом и обняла его. Я стала уговаривать его рассказать мне, чем вызвана его печаль. Он не мог. Это надрывало мне сердце – то, что он не может со мной поделиться. Единственное, что он сказал: «Нельзя убежать от своего прошлого». Получается, что он был прав.

Они говорили о военном опыте и послевоенной армейской жизни Лоренса Хьюстона до тех пор, пока Сэмпсон не почувствовал, что у него начинает болеть голова. Билли же ни разу не пожаловалась. Примерно в четыре часа они сделали перерыв и стали наблюдать за приближающимся приливом. Сэмпсон не уставал изумляться, как это такой протяженный кусок пляжа может быть настолько пуст в столь ясный, безоблачный день.

– Вы привезли, в чем купаться? – с улыбкой спросила Билли.

– Вообще-то я бросил плавки в машину, – тоже улыбнулся Сэмпсон.

– Не хотите поплавать?

– Да. Это было бы славно.

Переодевшись, они снова сошлись на веранде. На Билли был черный цельный купальник. Сэмпсон подумал: она, вероятно, много плавает или просто усиленно работает над собой. Но ее стройная, подтянутая фигура не была между тем фигуркой молодой девушки. Ей было скорее всего уже за сорок.

– Я знаю, что выгляжу неплохо, – сказала Билли и покрутилась. – Вы – тоже. А сейчас айда в воду, пока вы не струсили.

– Я? Не струсил? Вы разве не знаете, что я сыщик из отдела убийств?

– Угу. Температура воды сегодня шестьдесят семь градусов[29].

– Что? Разве это холодно?

– Скоро сами узнаете.

Они вскарабкались на вершину дюны перед домом. Потом со всех ног припустились вниз. Сэмпсон смеялся – главным образом над собой, потому что такого прежде никогда не проделывал.

Высоко поднимая ноги, они с разгону протопали через мелководный прибой, словно резвящиеся на каникулах дети, не обращая внимания на то, что вода была все-таки чертовски холодной, прямо-таки ледяной.

– Вы умеете плавать? – спросила Билли, увидев приближающуюся волну.

Кажется, он кивнул, но точно она не разобрала.

– Джон? – снова окликнула она.

– Я-то умею. А вот вы?

В следующий момент оба нырнули в нависшую над их головами водяную глыбу. Вынырнули они далеко за первым валом. Билли устремилась вперед, сильными гребками прокладывая себе путь к некой точке за бурунами. Сэмпсон последовал за ней, показывая себя хорошим, сильным пловцом. Почему-то ее это очень порадовало. Их головы торчали из воды рядом, подскакивая на поверхности, как мячики.

– Бывает, что дети, выросшие в городе, совсем не умеют плавать, – бросила она плывущему рядом Сэмпсону.

– Это правда. У меня есть хороший друг. Мы вместе выросли в округе Колумбия. Когда мы были детьми, его бабушка заставила нас выучиться. Специально водила нас в городской бассейн. Она говорила: «Или ты плывешь, или тонешь».

Потом Сэмпсон обнаружил, что обнимает Билли. Указательным пальцем она смахнула бусинки воды с его лица. Ее прикосновение было полно нежности. Как и ее взгляд. Что-то завязывалось между ними, и, что бы это ни было, Сэмпсон не был уверен, что готов к этому.

– Что? – спросила Билли.

– Я просто хотел сказать, что вы меня то и дело чем-то удивляете.

Прикрыв на секунду глаза, Билли кивнула. Потом снова открыла их.

– Ты все еще здесь. Это хорошо. Я рада, что ты приехал. Даже если только затем, чтобы меня расспросить.

– Я приехал затем, чтобы увидеться с тобой. Я ведь уже сказал.

– Хорошо, Джон. Как скажешь.

Никто, кроме Алекса и Наны, не называл его Джоном.

Они поплыли обратно к берегу и немного порезвились в пенном, бурливом прибое. Хотя день уже клонился к вечеру, они двинулись вдоль пляжа в южном направлении, мимо все новых и новых коттеджей, накрепко заколоченных на зиму. По дороге у них сам собой сложился удобный, слаженный ритм. У каждого дома им приходилось останавливаться, чтобы поцеловаться.

– В тебе проявляется что-то простое, наивное, старомодное, – сказала Билли. – Тебе это идет. В тебе есть чувствительная струнка, Джон Сэмпсон.