И он затянул на латыни собственную занятную версию молитвы Ave Regina caelorum[66], которую все присутствующие хором подхватили. Верная прихожанка парижской церкви Святого Августина слушала их в полном изумлении. Конечно, она любила Марию-Антуанетту, но изгонять Богородицу, чтобы заменить ее королевой, — это уж слишком!

Когда отзвучали последние звуки гимна, приступили к церемонии посвящения. Сначала надо было принести клятву верности королеве — что ж, это ни к чему особенному не обязывало. Профессор, приколов к трепещущей груди Мари-Анжелин синий значок, в центре которого находился вензель Марии-Антуанетты из позолоченной латуни, расцеловал новообращенную и вручил ей текст гимна, попросив выучить его наизусть. После этого все «братья и сестры» пожали ей руку. За исключением двух «вышибал», которые больше не показывались. Наконец слово вновь взял Понан-Сен-Жермен и сообщил, что 16 октября, в годовщину казни королевы, в часовне состоится торжественная месса, а до этого предполагается провести несколько заседаний, о дате которых будет объявлено дополнительно. На этом все стали прощаться, но вдова обойщика, выполнявшая обязанности казначея, не преминула попросить пятьдесят франков — ежегодный взнос! — у новой сестры. Собравшиеся разбились на небольшие группы, из которых самой значительной была та, что имела во главе «мэтра», и никто больше не обращал внимания на Мари-Анжелин.

Она воспользовалась этим, чтобы отстать от других, и, оставшись в одиночестве, обогнула весь боскет, внимательно разглядывая искусственные рощицы, расположенные вокруг. Молодые люди, которые так решительно разобрались со старым маркизом, могли находиться только в двух из них — стоящих друг против друга! И там ей удалось обнаружить окурки от сигарет разных марок, вдавленных каблуком в землю. В лучшем стиле Шерлока Холмса она, нагнувшись, собрала их и завернула в носовой платок. Потом взглянула на часы и решила, что пора возвращаться. Выйдя через решетку оранжереи в надежде поймать такси, она остановила машину, как раз проезжавшую мимо, и быстро добралась до гостиницы.

Там она пустилась на поиски Альдо и обнаружила, что он сидит, погруженный в свои мысли, на террасе под тентом, скрашивая одиночество сигаретой и бокалом лимонада, который вовсе не принадлежал к числу его любимых напитков. Услышав шаги Мари-Анжелин, он встал и придвинул к ней ротанговое кресло.

— Все так плохо? — спросила она, показывая на полный бокал.

— Хуже, чем вы думаете! Мадемуазель Отье хочет вернуться в свой дом. Не знаю, что делать, как удержать ее. Выпьете что-нибудь?

— Охотно! То же, что и вы!

— Тогда возьмите мой бокал: я к нему не притрагивался и, вообще-то, предпочел бы что-нибудь покрепче!

Он подозвал официанта и заказал коньяк, тогда как Мари-Анжелин уже неторопливо потягивала лимонад через соломинку.

— Неужели ее тяготит наше гостеприимство? — спросила она после паузы. — Можно понять: мы для нее совершенно посторонние люди.

— Почему же она тогда обратилась ко мне за помощью?

— Мне нечего вам ответить, дорогой Альдо. Возможно, на это были свои причины.

— Она получила письмо из Аргентины, которое мы с Адальбером обнаружили в почтовом ящике, и я ей его передал.

— Не прочитав?

— Анжелина! А вы бы разве прочли?

— Без колебаний! Есть ситуации, когда необходимо знать всю подноготную тех, с кем имеешь дело. Кстати, меня только что приняли в веселую компанию профессора Понан-Сен-Жермена! Видите? — сказала она, вытащив синий значок из сумочки.

— И как?

— Весьма странно… Да вы лучше послушайте!

Благодаря своей поразительной памяти она почти дословно воспроизвела все, что было сказано в боскете «Королева», не забыв упомянуть о происшествии со старым маркизом, которого вышвырнули вон так своевременно возникшие крепкие молодые люди.

— Любопытный образ действий в отношении мирного собрания поклонников Марии-Антуанетты! Мэтр обзавелся телохранителями, и я убеждена, что помимо этих двоих у него имеются и другие!

Достав платок и развернув его, она показала Альдо четыре окурка, которые разделила пополам своим тонким пальчиком.— Вот эти я нашла в рощице, откуда появились двое молодых людей, зато эти находились в другой, стоящей напротив первой.

— Да ведь вы начитались Шерлока Холмса! — вскричал изумленный Альдо. — Но работу вы сделали прекрасно, потому что все окурки разные. Значит, по меньшей мере четыре человека следили за вашим посвящением! А зачем?

— Вот это и следует выяснить! Почему этому старому безумцу понадобилась охрана? Полагаю, прятать ему нечего?

— А этот… маркиз дез Обье, вы с ним не знакомы? Вы же состоите в родстве с половиной людей, упомянутых в гербовнике?

— Нет, я его не знаю, но, быть может, наша маркиза? Вместе с ней мы выйдем далеко за пределы трех четвертей…

Спустя несколько минут маркиза де Соммьер задумалась над вопросом, а потом объявила:

— Нет, мы не состоим в родстве, но я с ним знакома. Вернее, была знакома, когда он служил в Вене. Очаровательный человек, который, если мне не изменяет память, трепетно относился к Людовику XVI, его семье и особенно к королеве — ее он просто боготворил. Все позволяет предположить, что он живет в Версале, и было бы интересно возобновить с ним знакомство. Разыщите мне его адрес, План-Крепен!

— Возможно, лучше отдать предпочтение случайной встрече, — дал совет Альдо. — Званый вечер состоится послезавтра, и мы все приглашены. Он наверняка тоже?

— Мы это скоро узнаем! После обеда я загляну в список приглашенных…

Хотя стояла солнечная погода и был выбран столик под деревьями, обед оказался невеселым. Каролин сразу же поблагодарила маркизу де Соммьер за гостеприимство и предупредила, что собирается вернуться в свой дом еще до вечера. Бури протестов не последовало. Альдо сохранил полную невозмутимость, так как это не было для него новостью. Мари-Анжелин, мысленно сочинявшая роман о боскете «Королева», лишь вопросительно подняла брови. Адальбер же отсутствовал, поскольку ему пришлось на короткое время вернуться в Париж по важному делу. Только маркиза, которая редко демонстрировала доброту, лежавшую в основе ее характера, не стала скрывать изумления:

— Вы уверены, что сможете вынести жизнь в доме, который совсем недавно внушал вам самый настоящий ужас?

— Там не впервые происходят странные вещи, и до сих пор я выносила их без особого труда. Сама не понимаю, что на меня нашло в этот раз. Несомненно, нервы сыграли со мной дурную шутку, но благодаря вам я вновь чувствую себя спокойной и могу вернуться к привычной жизни.

Она говорила ровным тоном, без всякого выражения, словно читала наизусть выученный урок. Это Привело в раздражение Морозини.— Неужели нет никого, кто мог бы поселиться вместе с вами? Больше всего нас тревожит ваше одиночество.

— Вы ошибаетесь, я люблю одиночество, — ответила она с улыбкой, которую он счел искусственной, потому что устремленные на него глаза остались пустыми. — И дом свой я тоже люблю. Кроме того, мне уже недолго оставаться одной. Письмо, которое вы мне передали, пришло от кузена Сильвена. Он сообщает мне, что скоро вернется…