якобы выполнял особый сорт песка, добывавшийся в заливе около Неаполя: «Дело вот как было. Имеется под Неаполем заливчик, где песок приобрел форму крупных камешков, которые очень напоминали темные кораллы. Это были маржани, итальянские крестьяне называли их так – „маржани“, и им даже в голову не приходило делать из них украшения. А вот дядя Макс мой, путешествуя там с женой и Осипом Максимовичем, обратили внимание на то, что можно устроить небольшую мастерскую, изготавливать вещи, которые можно будет очень выгодно продавать. И Максим Павлович этим занимался, он иногда выезжал, надевал шикарную шубу, брал красивый саквояж и уезжал в Синь-Цзянь, в Сибирь или в Среднюю Азию продавать очередную партию обработанных им и еще двумя рабочими камней. Причем он брал задаток у этих людей, которые у него покупали камни, и никогда не требовал, чтобы остаток тоже ему отдавали. Его считали там праведным купцом, и говорят, что даже мечети были заполнены молящимися за этого праведного человека. Он брал десять рублей залога, а сто рублей остатка нередко прощал. И очень быстро разбогател – не на бриллиантах, а вот на этих маржани… А маржани в чемоданах остались, и потом уже в 1919 году, вероятно в поисках каких-то преступников, скрывающих от власти несметные сокровища, или еще зачем-то нагрянула милиция и отобрала оставшиеся необработанные камни. Ювелиры, которым, очевидно, как экспертам, их показали, только плечами пожали и посоветовали эти камни выбросить. Так, видимо, и сделали, поскольку камни не вернули. На этом все и кончилось, а так они давали доход – и немалый».

Если рассказ Румера верен, песок оказался золотым – Брики были куда богаче Каганов, отец Осипа Максим Брик был купцом первой гильдии, что и позволило ему просочиться через черту оседлости. «Я стал женихом. Моя невеста, как вы уже догадываетесь, Лили Каган», – радовал Осип родителей, знатоков кораллов. О моральном облике Лили они были хорошо наслышаны. Отговаривая сына, они называли будущую невесту «артистической натурой» и как в воду глядели. Лиля нашла ход к сердцу свекра и свекрови, попросив подарить на свадьбу не брильянтовое колье, а рояль «Стенвей»: и вправду, артистическая натура!

Лиле хотелось быть в глазах мужа хорошей хозяйкой – удалось ей это или нет, вопрос открытый, но вот как она пишет о начале семейной жизни: «В этот месяц я сняла квартиру, заказала мебель, купила белье, ковры, посуду. Когда Ося приехал, он был потрясен великолепием, самостоятельностью и собственностью!» Квартиру, конечно, сняла не она, а ее родители: большую, четырехкомнатную, в Большом Чернышевском переулке. Она вообще была хорошей хозяйкой, что отметят многие знающие ее люди.

Лиля стала ездить с мужем по городам и весям, на ярмарку в Нижний Новгород, в Читу, где Ося обманывал наивных бурятов, почитавших красные кораллы чуть ли не как святые камни, приносящие удачу и служившие оберегами. Древнее поверье требовало, чтобы кораллы давали и в качестве приданого: чем причудливее был подбор оттенков, тем богаче их носитель. Стоили кораллы у бурятов очень дорого: корову или теленка обычно меняли на один камень. «Бывали случаи, когда приходилось распаковывать уже готовые к отправке в Москву тюки, если старый бурят валился к Осе в ноги, так как не успел вовремя добраться из степи и дочери год пришлось бы ждать свадьбы, до следующей ярмарки», – свидетельствовала Лиля. А еще Осип убеждал аборигенов покупать часы без механизма – буряты использовали их как коробки для кораллов. Надо полагать, семейный бюджет Бриков рос не по дням, а по часам. Две осени подряд, в 1912 и 1913 годах, они ездили в Туркестан, объехав многие его города: Самарканд, Ташкент, Коканд, Бухару. Яркий среднеазиатский колорит этих мест очень пришелся по сердцу Лиле, супруги даже подумывали там остаться.

После объявления Николаем II в ночь на 31 июля 1914 года всеобщей мобилизации и последующей за этим ноты от германского посла об объявлении России войны, появление императора на балконе Зимнего дворца в столице было восторженно принято его подданными. Собравшийся народ со словами «Боже, царя храни» преклонил колени перед царем. «Наверное, за все двадцать лет своего царствования он не слыхал столько искренних криков „ура“, как в эти дни», – отмечал великий князь Александр Михайлович. Резервисты повалили на призывные участки, повсюду шумели митинги, демонстрации с национальными флагами и портретами царя.

Первая мировая вызвала всплеск патриотизма в России, но только не в семье Бриков. Среди восторженной публики Осипа и Лилю искать было бесполезно. Они в это время были в речном круизе по Волге и делали все возможное, лишь бы как можно позже вернуться в Москву, где Осипа поджидала повестка в армию. Первое время ему удавалось уклоняться от мобилизации, однако, в конце концов, в начале 1915 года через знакомых Осип получил теплое место в Петроградской автомобильной роте. Поговаривали, что протекцию Осипу составил позвонивший куда надо Леонид Собинов, солист Императорских театров, как и Шаляпин, когда-то пригласивший Лилю в ложу. Чего не сделаешь ради любимого мужа! И вот за вольноопределяющимся Осипом Бриком, как декабристка, последовала и его супруга. Ей пришлось оставить в Москве родителей (отец тяжело заболел) и сестру Эльзу, к тому времени состоявшую в отношениях с Маяковским.

В Питере они поселились в двухкомнатной квартире в доме № 7 на улице Жуковского (бывшей Малой Итальянской). Осип служил в своей роте, а Лиля принялась устраивать из своего дома некий приют комедиантов, поэтов и художников и просто творческой интеллигенции. «Эти два года, что я прожила с Осей, самые счастливые годы моей жизни, абсолютно безмятежные. Потом была война 14-го года, мы с Осей жили уже в Петербурге. Я уже вела самостоятельную жизнь, и мы физически с ним как-то расползлись… Прошел год, мы уже не жили друг с другом, но были в дружбе, может быть, еще более тесной», – признавалась Лиля позднее.

Отношения с Осипом как с мужчиной закончились довольно быстро и по весьма прозаической причине – его супружеской неполноценности, о чем Лиля, надо полагать, подробно рассказывала не только своему бывшему московскому соседу Юре Румеру: «Оказалось – непомерок, и поэтому они решили не портить отношений и сохранить дружбу навсегда. А в это время стал шататься Маяковский. В желтой кофте. За Эльзой ухаживал, а замужняя Лиля его не интересовала». Революционер Осип, подавшийся к большевикам, выступил новатором и в собственной семье, предоставив жене полную свободу на личном фронте. Эта формула была очень распространена уже позднее в Советском Союзе, когда юбилярам желали успехов отдельно в личной и семейной жизни, негласно подразумевая тем самым вариативность