Ника ухватила его за рукав:

— Витя, пожалуйста… не ходи. Я чувствую… как будто это — в последний раз. — Она рухнула на колени. — Умоляю. Ради меня. Ради Леночки…

— Ради вас я должен быть там. Пока я там, вы под защитой, поняла? — Он поднял ее за плечи. — Может, пару дней меня не будет. Иди к маме. Договорились?

Что с его глазами? Они как будто потухли, подернулись пеленой. Ника отвела взгляд, ссутулилась и побрела в спальню.

— Малыш, — крикнул Виктор, — я всегда любил и буду любить тебя!

Хлопнула дверь, Ника словно очнулась, бросилась следом — босиком, растрепанная, но «ЗИЛ» с брезентовым кузовом показал ей хвост.

Проснулась Ника на рассвете. Ее бил озноб. Свернувшись калачиком, рядом посапывала Лена. «Не хватало заболеть», — подумала Ника и укрылась теплым халатом — искать одеяло было лень. Но уснуть не удавалось, в голову лезли кошмары, да и почему-то было жутко холодно.

— Ввиду сложившейся ситуации, — заорал громкоговоритель, — в городе введен комендантский час. Граждане, замеченные на улице после двадцати одного часа, будут задержаны, при оказании сопротивления — расстреляны на месте. Повторяю…

На небе клубились по-осеннему сизые тучи, грозившие вот-вот рассыпаться дождем. Радиоактивным ливнем. Из окна было видно, что улица обезлюдела. Даже кошки и собаки попрятались.

Сознание Ники как будто отупело. Она слонялась из угла в угол, не способная ничем себя занять. Для этого нужно думать, а думать — значит понимать. И принимать то, во что никак не хочется верить.

Разложила Леночкины вещи… Пеленки так и не высохли. Жаль. Нельзя сушить белье на улице, пока радиоактивную пыль не прибьет к земле. Кашку дочке сварить… молоко закончилось. Надо топать в магазин, но еще очень рано! Или лучше сейчас, пока нет очереди? Страшно: а вдруг дождь? Что вчера говорил Витя? Никак не вспоминается… какие-то страшные вещи. А! Что нужно купить как можно больше продуктов… Но тучи… Интересно, спасет ли зонт? И почему так холодно? Жар?

Ответ пришел сам собой: с неба вдруг посыпался пепел. Летел, кружась, как… нет, не «как»… Ника уперлась лбом в стекло, не веря своим глазам: в середине июля шел снег. Танцуя, серые снежинки падали на листья тополей, берез, ложились на асфальт и сразу же таяли — он хранил тепло лета.

Все, что еще жило в душе, все надежды и чаяния вмиг опали серыми хлопьями. Стало тускло и холодно в этом однокомнатном гробу. Ника укрыла сопящую Леночку потеплее и проговорила:

— Как нам теперь жить?

И вдруг пришло осознание, придавило серой могильной плитой. «Поезжай к маме»… Как она там? Как пережила смерть Светы и внучек? Надо к ней. А вдруг приедет Витя? Он даже не поел, и вид у него был такой измотанный, больной… Он сам советовал перебраться к маме. Одной невыносимо… А вдруг мама…

Проснулась Лена, Ника сунула ей последнюю бутылочку детского молока и вышла на балкон: на термометре — ноль. Снег все падал и падал, начался настоящий снегопад. Поежившись, Ника вернулась. Нет, сейчас идти нельзя.

В кухне она влезла в лужу. Что это? Холодильник разморозился. Отключили свет. Телефон по-прежнему хрипел. Действительно, зачем холодильник, когда зима?

Леночка вела себя на удивление тихо. Ждать. Ника рухнула на стул. За окном поднялся ветер, сорвался, как пес с цепи, и понесся по опустевшим улицам, швыряя в окна то ли снег, то ли пепел. Чтобы не видеть этого, пришлось закрыть шторы.

Громкоговоритель взорвался новым предупреждением: свет и воду будут давать только вечером, два часа с шести до восьми.

В начале шестого в дверь позвонили. Витя! Сердце пропустило несколько ударов, Ника бросила открывать: на пороге стояла мама — бледная, осунувшаяся, вмиг постаревшая. Молча сгребла дочь в объятья и разрыдалась. С ее седых волос стекала вода.

— Что ж ты, нельзя! Это радоактивный снег, идем, обмоешься…

Мама даже не сняла туфли, и на полу, где она ступала, оставались мутные лужи.

Кран захрипел и выплюнул пару капель.

— Все равно. — Женщина махнула рукой, ее вдруг перекосило, она схватилась за сердце. — Вероника, хоть вы у меня остались… А Света… Севастополь… Крыма вообще уже нет! Понимаешь? Клочок зараженной суши. Я даже на могилку к ним сходить не смогу… Никогда.

Мама сбросила мокрое пальто, вытащила Леночку из манежа, прижала и, точно безумная, заходила взад-вперед.

Как и обещали, вечером дали воду и свет. Мама по привычке включила телевизор: одни помехи. Все это время она не разговаривала, пила таблетки от сердца и охала. Себе и Леночке Ника в рюмке водой разводила йод — Витя говорил, что помогает от радиации. Отопления не было, и кутались в шубы.

Ближе к ночи электричество снова отрубили. По пасмурному небу ползали огни прожекторов, завывали сирены, надрывались громкоговорители. Изредка что-то стрекотало вдалеке. Автоматы? Туда-сюда сновали вертолеты. Где-то там Витя. Как он? Жив ли? Дурное предчувствие разрасталось, как раковая опухоль.

Ни на ужин, ни на ночь Витя не пришел. Ничего, он же предупреждал. Комендантский час и все такое, он просто занят.

Когда-нибудь все это закончится, потеплеет, выглянет солнце, и вернется Витя, обязательно вернется. Так себя успокаивала Ника, укладываясь спать. Но сон все не шел. Метались по потолку голубоватые блики фар, врывались чужие голоса и рев моторов.

Утром не потеплело, но ветер порвал тучи, и меж кучевых облаков то и дело выглядывало холодное солнце.

— Идем ко мне, пока нет дождя, — предложила мама. — А то у тебя холодильник пустой, дочка большая, груди ей мало.

Во дворе Ника остолбенела: по тротуарам, палисадникам, дорогам ветер гнал черные, будто обожженные, листья. Деревья стояли голые. Людей не было, будто все вымерли, вдоль дороги, волоча хвост по грязи, брела черно-белая кошка.

Прогромыхала военная машина с брезентовым кузовом, внутри в два ряда сидели солдаты. Привстав на цыпочки, Ника вгляделась в лица, надеясь увидеть мужа. Бледные пятна, сжатые губы, черные провалы глаз. Витя?! Нет, не он. Показалось. Таких машин тысячи.

— Надо молока купить, — вспомнила она и передала Леночку бабушке, — в торце этого дома магазин. Сейчас обойдем…

У магазина толпились военные, курили и нервно сплевывали. Осколки стекол усеивали асфальт. Магазина больше не было — разграбили. Вот о чем Витя говорил! Это что ж теперь… Это все яровые погибли! Урожай картошки, и свеклы, и… А запасы-то подходят к концу. Кто-то сообразил раньше и ограбил магазин.

— Метро не работает, — сообщила мама. — Придется добираться пешком.

У обочины что-то хлюпнуло — Ника вздрогнула. Птица, когда-то бывшая голубем, била крыльями, силясь взлететь, поднимала голову, но веки наползали на глаза, и она тыкалась клювом в грязь.

Появился первый прохожий — осанистый старик, кутающийся в черный плащ. Прошлепал мимо, посмотрел на Леночку с сочувствием. Словно угадав его мысли, девочка расплакалась, вцепилась ручонками в бабушкино пальто.