«Ну, слава богу, хоть здесь можно быть спокойным», – вздохнул Константин.

А с той стороны, где сидели турово-пинские и прочие захудалые князья, ставшие ныне изгоями, нескончаемым потоком неслись возмущенные возгласы.

– И мне тоже пущай отдаст, – послышался хрипловатый голос Александра Бельзского.

– И нам, – дружно подали голос Владимир и Ярослав, жаждущие получить обратно свой Луцк.

– Пусть все отдаст, что охапить успел да своим племянничкам раздарить, – подвел итог Мстислав Давыдович Черниговский.

Этот, как и Ярослав, имел к Константину, пожалуй, самый крупный счет. Был он в роду самым младшим, равно как и его отец Давыд. Да что отец, когда черед княжить в стольном Чернигове не дошел даже до его родного деда Олега Святославича. Ныне же судьба явно возносила его наверх как последнего в роду и достигшего совершеннолетия. Упускать ее улыбку тезка киевского князя не собирался.

– Что скажешь, Константин Володимерович? – солидно осведомился Мстислав Романович.

Роль третейского судьи пришлась ему по душе. В кои веки выпало на деле возглавить съезд всех русских князей, а там как знать, как знать. Глядишь, и выше шагнуть получится. О том, кто именно предложил ему старшинство на съезде, старый князь не забыл и потому спрашивал рязанца даже с некоторым сочувствием.

– Отвечу по порядку, – вновь поднялся со своего места Константин.

В том, что такой вопрос будет ему непременно задан, он был уверен еще задолго до съезда, а потому был готов и отвечал без малейших колебаний, будучи убежденным в своей правоте.

– Ярослав Всеволодович забыл, наверное, что земли свои он, равно как и брат его Юрий, сам мне отдал, – отчетливо произнес рязанский князь, пристально глядя в лицо своего непримиримого врага.

– Лжа голимая! – немедленно выкрикнул Ярослав, и все шрамы его разом налились кровью, став иссиня-багровыми.

– Нет, не лжа! – звонко ответил Константин. – Напомню тебе, княже, слова моего боярина Хвоща, коего я к вам прислал, дабы миром дело решить. Сказывал ведь он тебе под Коломной, что если ты решил отнять у меня все земли, то и я вправе так же с тобой и Юрием поступить?

– Мало ли что твой боярин сбрехал. Да и нет его давно в живых! – упрямо выкрикнул Ярослав.

– О том, как вы вдвоем с Мстиславом Черниговским управились с безоружным стариком, я бы помолчал, – хладнокровно заметил Константин. – Такое даже рядовичу[81]зазорно вспоминать, а уж князю – тем паче. Но ныне речь не о том. Я про иное говорю – про ответ ваш, который был ему даден. А вы сказывали так: коли одолеет твой князь, то пусть забирает все наши земли. Хвощ давно в земле и видоком быть не может, но ежели желаешь, я тебе найду не меньше десятка тех, кто все это слышал собственными ушами. Причем все они будут твои люди, а не мои. Что ты на это скажешь?

Ярослав молчал. Единственный его глаз побагровел от внезапного прилива крови. И уже не рубцы, а само лицо его стало багровым, хотя шрамы и теперь продолжали выделяться, густо налившись темным фиолетовым цветом.

Наконец он разжал рот и нехотя сказал:

– Чего иной раз в горячке не ляпнешь.

– Выходит, твое слово дешевле куны стоит? – ехидно осведомился Константин. – К тому же не было никакой горячки. Пред тобой посол мой стоял, за каждое слово которого я отвечал лично, будто сам его произнес. Да и с ответом он никого из вас не торопил.

– А Константиновичи, Юрьевичи?.. – попытался вывернуться Ярослав. – Братаничей[82]моих почто изобидел?

– Я им целое княжество отдал, – возразил Константин.

– Которое тут же себе и охапил! – не унимался Ярослав. – Меня из него изгнал, а чад малых примучивал до тех пор, пока они тебе роту не дали как простые сподручники, а не будущие князья.

– Роту они дали, это ты верно сказал, – согласился Константин. – Но сделано ими это было по доброй воле, и никто их в этом не примучивал.

– Лжа! – истово выкрикнул Ярослав.

В добровольность клятвы княжичей он и впрямь не верил. В конце концов, он столько рассказывал им о рязанском князе, что покориться ему по доброй воле они никак не могли. Скорее всего, проклятый Константин заставил их силой.

– Снова и снова говорю, что лжа это! – вновь уверенно повторил он. – Ежели не убоишься, так повели, дабы они пред нами всеми предстали. Пусть снова повторят, почему в подручники пошли, а мы уж дознаемся, чем ты их улестил.

– Ныне мы не о том говорим, княже, – попытался помочь Константину Мстислав Романович. – Для иного собрались, а ты неведомо куда свою речь увел.

– Нет! – уперся Ярослав. – Ежели он нам в этом лжет, то как можно ему хоть в чем-то верить? Он сам тебя в старшины предложил, так повели ему привезти княжичей из Переяславля.

Киевский князь пожевал губами. Ну и задачку задал этот одноглазый уродец. И ведь не поспоришь – все прочие мигом решат, что он на сторону рязанца встал, а приказать доставить детей боязно. Откажется ведь Константин, как есть откажется, не желая потакать всяким прихотям своего смертного ворога. К тому же, может, и впрямь с той ротой не все чисто, так что если рязанец из ума не выжил, то свой обман он ни за что вскрывать не станет. Дети – они ж простодушны. Как есть все выболтают. Выходит, первое же повеление его тут же, с ходу и останется невыполненным.

Мстислав Романович беспомощно, почти умоляюще поглядел на рязанца. Что, мол, скажешь?

Константин поначалу хотел просто послать далеко-далеко Ярослава со всеми его претензиями, но не успел – со всего маху напоролся на пытливый взгляд Мстислава Удатного.

В его ушах тут же прозвучала просьба галицкого князя, которую тот высказал во время их единственной встречи, уже на прощанье, вдевая ногу в стремя:

– Ты с Ярославом как хошь поступай, а Константиновичей малых не забижай. Они за своего стрыя[83]не в ответе.

А может, и не совсем так эта фраза звучала, но какая разница. Тут главное – смысл произнесенного не исказить, а за это Константин ручался. Значит…

Он медленно поднялся с места и спокойно произнес:

– Я так мыслю, Мстислав Романович, что ты тоже решил позвать княжичей в Киев. Хоть и обидно, что веры мне до конца нет, но коли ты так надумал, то быть по-твоему. Нынче же грамотку отпишу и людишек за ними в Переяславль отправлю. Одно прошу: дозволь двух меньших сюда не везти, дабы в дороге, чего доброго, не застудились.

Сказал и низко голову склонил. Дескать, во всем на твою волю полагаюсь.

– Знаем, что ты в грамотке той отпишешь, – выкрикнул Ярослав и тут же, упреждая возражения ненавистного рязанца, добавил: – А не отпишешь, так на словах людишек своих упредишь.