— Могу. Но при чем здесь она-то? Елена Старостина.

— Что было потом? Вы последовали ее совету?

— Нет, я еще не успела, да у меня и сил-то нет моральных. Хоть я и не любила Дениса, но осознавать, что есть кто-то лучше тебя, не очень-то просто. Даже тяжело. Знаете, я ведь в тот раз собиралась рассказать вам о папе, о его проблемах, но вмешалась Лена и запретила мне все это говорить. Она сказала, что папа если бы хотел, то сам бы обратился в прокуратуру и рассказал все о Головине… Поэтому я промолчала. Но самое интересное в другом… Я же сказала вам, что мы с папой остались без денег, вот совсем без денег… Так вот. Лена даже посоветовала мне продать эту квартиру… Но дело не в этом… Представляете, когда вы тогда ушли, в мою дверь тотчас кто-то позвонил. Лена открыла и увидела на пороге пакет. Внушительный такой. Я почему-то, сдуру, наверное, или с перепугу, решила, что это бомба… Даже спряталась в спальне… А Лена, она храбрая, открыла… Там, в пакете, были деньги. Много денег. И записка от папы, что, мол, дочка, не переживай, как-нибудь выкрутимся. Вот такая история.

— А это точно деньги от вашего отца?

— Да, конечно, там же было письмо, короткое, правда. Я знаю папин почерк. Да и кто еще мне может отправить пятьдесят тысяч евро?

— Скажите, Лариса, и что вы теперь намерены делать?

— Вы имеете в виду Дениса? Или папу?

— И то, и другое.

— Денис не вернется, это ясно. У него другая женщина. Конечно, мне больно, но унижаться я перед ним не хочу…

— Вы так и не узнали ее имя?

— Нет, я не пошла к нему, не стала шпионить. Теперь, когда вы здесь, я бы даже обратилась к вам за помощью, чтобы выяснить, кто она такая… Но что-то мне не очень верится, что его новый роман, новая любовь имеет непосредственное отношение к проблемам моего отца. Как-то все это слишком уж странно…

— А что бы вы сказали, если бы узнали, что Денис Дунаев встречается с вашей приятельницей, хорошей знакомой — Надей Треповой?

Вот это была настоящая бомба.

Лариса словно окаменела. Она так и застыла с чашкой в руке.

— Что вы сейчас сказали? Надя? Его новая любовь? Да нет, этого просто не может быть!

— Но почему не может быть?

— Да я просто знаю ее как человека! Нет, это невозможно! Может, у нее внешность и яркая, да она вообще красавица, но она сама этого как бы не замечает, понимаете? У нее заниженная самооценка, это точно! Она никогда бы не смогла быть с таким мужчиной, как Денис. Знаете, когда она рисовала меня, мы же с ней подолгу разговаривали, и из разговоров я поняла, насколько мы все-таки разные. Она… Как бы это правильнее выразиться… Она настоящая, что ли. Ее ни деньги особенно не интересуют, ничего такого… Она погружена в свой мир, в свои рисунки, в свое творчество. У нее много замыслов, проектов… Она очень любит свою профессию. Вот никогда бы про нее не сказала, что она может погнаться за богатым мужем. Нет, она другая, сделанная из другого теста. Конечно, мужчины вокруг нее так и вьются…

— Она никогда не рассказывала вам о своей личной жизни?

— Нет. Она в то время была поглощена работой, говорила о своей сгоревшей мастерской, о том, что ей надо расплатиться с соседями, квартиры которых пострадали при пожаре. Но, несмотря на то что на нее свалилось столько проблем и что она откровенно горевала о своем погибшем друге, Олеге Шумилине, Надя все равно продолжала оставаться легким, позитивным человеком… Она нравилась мне, а еще мне было приятно, что она и меня находит красивой, причем выбрала именно меня, мою внешность для портрета Доры Спенлоу. Знаете, я до встречи с Надей не читала Диккенса, признаюсь вам сразу. Потом же, когда она подарила мне книгу с ее рисунками, перечитала «Дэвида Копперфильда» целых два раза! Почему-то я раньше думала, что все классики — скучные писатели, а здесь… Словом, роман мне очень понравился. Правда, в то время люди очень часто умирали. И в этом романе я насчитала тринадцать покойников. Послушайте, вы сказали, что у Дениса роман с Надей. Вам это точно известно?

— Да, — Левин не сводил с Ларисы глаз. — Как вы думаете, способна ли она была звонить вам и угрожать, требуя, чтобы вы немедленно оставили Дениса?

— Ну, начнем с того, что голос был не Надин! Это сто пудов. И вообще, у Нади приятный, нежный такой голос, а у этой женщины… Знаете, мне даже иногда казалось, что эта женщина имеет дар менять свой голос. Словно звонила не одна, а несколько женщин.

— Скажите, Лариса, вы общаетесь по телефону с вашим отцом?

— Сейчас — редко. Я понимаю, что ему в настоящее время не до меня. Думаю также, что он испытывает стыд передо мной за то, что мы разорены. Я хотя и считаю, что ему нечего стыдиться, что такое может случиться с каждым, все равно чувствую, что он как бы закрылся в своей раковине, обдумывает, как ему выкарабкаться из кризиса.

— Когда он бывал в Москве, где обычно назначал встречи друзьям, партнерам?

— Какой неожиданный вопрос… Он любит бывать в ресторане «Карамазофф».

— И вы там тоже бывали?

— Ну конечно! А что?

— Ваш отец был знаком с Александром Сыровым?

— С Сашей-то? Ну да, конечно!

— Вы не знаете, какие общие дела их связывали?

— Конечно, знаю! Это же я познакомила папу с Сашей. У него были проблемы с ноутбуком, он спросил меня, нет ли у меня хорошего мастера, вот так я их и познакомила.

— Сколько раз они встречались?

— О, понятия не имею! После того как я дала папе его телефон, они уже могли обходиться и без меня. Но при чем здесь мой папа?

— Лариса, пожалуйста, вспомните, где и при каких обстоятельствах вы познакомились с Надеждой Треповой.

— Что-то я не понимаю… Я же вам только что все рассказала. В чем дело?

— Вы сказали, что Надя выбрала ваше лицо… Это понятно. Но где она могла его выбрать? Где она вас прежде видела?

— Нигде. Она заметила меня на улице, неподалеку от моего дома. Мы с ней почти столкнулись возле подъезда. Она взглянула на меня пристально, что-то сказала, я не разобрала, но почему-то подумала, что у меня лицо испачкано или что-нибудь в этом роде… Спросила ее, что с моим лицом, и вот тогда она ответила мне, что у меня прекрасное лицо и что она хотела бы повнимательнее его рассмотреть. Согласитесь, у нормального человека и реакция должна была быть нормальной. Вот и я… возмутилась, сказала ей какую-то грубость… И тогда она мягко так, извиняющимся голосом, объяснила, что она художница… Ну и все такое. Вот так мы и познакомились. Я пригласила ее домой.

— Что, вот так, прямо с улицы?

— Нет-нет, для начала она убедила меня в том, что действительно художница. Она показала мне какой-то документ, что она член Союза художников, кажется. Потом открыла папку, которая была у нее в руках, там были эскизы иллюстраций к этому же роману… Она сказала, что искала женское лицо…